– У меня появилась мысль, господа, и я хочу обсудить это с вами.
Фарбиндер и Маленков изобразили предельное внимание, впрочем, им действительно были интересны мысли их шефа, поскольку у него было чему поучиться.
– Итак, нам немного повезло. Мы оказались в ситуации, когда выполнить приказ верховного коман-дованя для нас не составляет труда. Что мы при этом получим здесь, не считая похвалы начальства?
– Плохо будет, если при этом пострадает Дзефирелли, – сказал Фарбиндер. – Он очень яркая фигура на сцене тайных операций, и, если его не будет, мы окажемся значительно заметнее.
– Но если мы сработаем чисто и оставим Колина живым и невредимым? – уточнил Козинский.
– Тогда мы заставим Дзефирелли целенаправленно искать нас, – заметил Маленков. – Колин неглуп, и он, безусловно, отметит тот факт, что Ника Ламберта устранили очень выборочно. Вот что не вызывало никаких подозрений, так это действие наемников по заданию Эдгара Хубера на Ловусе. Там стреляли во все, что двигалось.
– Хорошо, тогда мы можем сначала похитить Ламберта. Тогда это будет выглядеть более гуманной или даже умной акцией. Не заставит это Дзефирелли рыть носом землю?
– Безусловно, нет, сэр. Похищение – это похищение, – высказался Маленков.
– А что потом – удавить его и сжечь труп в кислоте? – продолжал выяснять Козинский.
– В случае удачного похищения, сэр, убивать Ламберта просто жаль. Нужно попытаться выжать из него максимум информации.
– Не думаю, что он знает больше, чем мы, – покачал головой Козинский. – У меня другие планы.
Резидент посмотрел на своих подчиненных и добавил:
– Я думаю отправить его в Урайю.
– В Урайю? Зачем? -удивился Маленков.
– А мне кажется, я понял, – улыбнулся Фарбин-дер. – Вы хотите, сэр, чтобы у нас лучше изучили людскую психологию… Извините, прошу прощения – варварскую психологию…
После этой поправки Фарбиндера все трое рассмеялись. Отсюда, с Онслейма, позиции и терминология верховного командования казались нелепыми и смешными.
64
Из окна номера, в котором вместе с тремя охранниками находился Ник, были видны многоярусные транспортные развязки, по которым круглосуточно двигались потоки машин. Чуть правее, на искусственных террасах громоздились парковые зоны, где по черным дорожкам прогуливались люди, представляя, что они в настоящем лесу.
Что-то, безусловно, можно было увидеть и слева, но туда не позволяли заглядывать охранники. Они говорили, что это небезопасно, и Нику приходилось им верить, поскольку эти люди очень напоминали ему Джерри Фокса. Даже лица персональных телохранителей Ламберта имели сходство как между собой, так и с покойным Фоксом. Вначале Ник терзался мыслью – в чем именно это подобие, однако за полдня он все же пришел к однозначному выводу: все дело было в форме носа.
С момента, когда он оказался в Байберре, прошло уже два дня, и сидеть в отеле, когда в городе было столько интересного, не хотелось.
Правда, и сам Дзефирелли понимал, что с таким трудом выпестованный свидетель может снова захиреть, и приказал телохранителям водить его в тренажерный зал.
Там Ник немного бегал по «каменистой дорожке» и плавал в неглубоком бассейне с подогретой водой. А после разминки принимал сеансы массажа и, как оказалось, настоящий массаж имел очень отдаленное сходство с тем, что Ник получил на Ловусе накануне отъезда.
Тода в госпитале это было более волнующе и приятно, однако здешние сеансы приносили бодрость и ощущения реальности происходящего. Ламберт стал задумываться о своей дальнейшей судьбе и о том, для чего он нужен Колину Дзефирелли. Ник хотел поговорить с ним на эту тему, но Дзефирелли, по понятным причинам, постоянно отсутствовал.
Нику ничего не оставалось, как развлекаться чтением фантастических романов сомнительного качества да заказывать в номер шоколадные наборы и соки со льдом. Их доставляли очень миленькие горничные, которые приветливо улыбались Нику, но охрана становилась между ними непроницаемой стеной.
Девушки будто чувствовали, что Ламберт тот, кто ими интересуется; охранники же были не в счет, они находились на службе, а потому не имели половой принадлежности.
На третий день этого безрадостного заточения удалось встретиться с Дзефирелли. Он пришел сам и, спросив Ника о самочувствии, сделал комплимент:
– Ты уже выглядишь как тренер по теннису.
– Я хотел поговорить с вами, сэр.
– Поговорить? – Дзефирелли удивленно хохотнул. – Ну хорошо, выкладывай. Какие у тебя проблемы?
Из-за того, что номер был однокомнатный, хотя и очень большой, уединяться пришлось в углу, заставленном мягкой мебелью травянистого цвета.
– Вот здесь на лужайке мы и поговорим, – улыбнулся Колин, плюхаясь в глубокое кресло.
– Что мы ждем, сэр, и какая во всем этом спектакле мне отведена роль? – с ходу спросил Ник, усаживаясъ на полукруглый диванчик.
– Немного пафосное начало, ты не находишь? Ник пропустил эту остроту мимо ушей и упрямо ждал такого же прямого ответа на свой вопрос.
– В перспективе – твоя роль главная. Точнее, роль главного свидетеля на историческом судебном процессе. А этот отель мы выбрали в качестве отстойника – нужно переждать, пока все уляжется.
– И что будет потом, когда все уляжется?
– Мы сменим место дислокации и подождем еще немного.
Говоря это, Дзефирелли врал. Он сам не знал, что будет делать дальше, поскольку чувствовал, что где-то рядом есть другой могущественный противник, который – в этом Колин был вынужден себе признаться – отчасти контролировал сеть Дзефирелли.
Колин понимал, что «им» нужен был Ник, и о том, чтобы сохранить Ламберта для своих целей, вопрос уже не стоял. Требовалось «потерять» Ламберта как можно изящнее, чтобы никто не подумал, что Дзефирелли что-то начал понимать.
Колин много перемещался по городу, заходил в рестораны, в затемненные залы кинематографа, однако никаких явных признаков слежения не было, но были признаки присутствия. Например, через свои каналы Дзефирелли узнал, что по его душу прибыла группы убийц, которых навели местные наркобароны. Однако двумя часами позже, по дороге из порта, их машина сорвалась с яруса и, пролетев сто двадцать метров, разлетелась в тонкую пыль. Люди Колина этого не делали. Тогда кто?
– Сколько мы будем здесь находиться?
– Думаю, около двух недель. Столько обычно требуется времени для первого убежища.
Висевший на запястье миниатюрный прибор транс линейной связи запищал, и Колин, отцепив его, передал Нику.
– Это меня? – удивился тот.
– Да.
– А кто?
– Твой старый знакомый.
– Алле, – неуверенно произнес Ник, перебирая в голове всевозможные варианты. В какой-то момент он подумал, что это бросивший его Генри Аткинс, который звонит, чтобы попросить прощения; но это был не он.