Судья Шерман - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Орлов cтр.№ 17

– Как по групповой?! – воскликнул Лойдус и затравленно посмотрел на Хорста.

– Так ты же все знал, а начальству не доложил.

– Но ведь господина старшего следователя еще нет! – пришел в отчаяние Лойдус.

– Вот так ты на суде и заявишь. Возможно, тебе поверят...

С этими словами Хорст собрал инструменты, взял чашку и вышел.

Ганс Лойдус остался один. Он взглянул на часы, которые показывали без четверти девять, и искренне пожелал Хорсту удачи. Идти по групповой статье ему не хотелось.

«Уж скорее бы идти на допрос», – подумал Лойдус, с ужасом ожидая, что вот-вот соберутся все сотрудники следственного отдела и Хорста непременно поймают на его преступной акции.

Стрелки настенных часов медленно ползли под усиженным мухами стеклом и, как казалось Гансу, отсчитывали последние минуты, которые он проводил на свободе.

Без пяти девять появился старший следователь Кулхард.

Махнув Лойдусу рукой, старший следователь странно скривил лицо и, сняв ботинок, бросил его на свой стол. Затем схватил бронзовый бюст президента Бовина и стал им бешено колотить ботинок.

Предстоящий первый в жизни допрос, отсутствие ушедшего на дело Хорста и явное помешательство старшего следователя – все это оказало на Лойдуса чудовищное воздействие.

"Этого просто не может быть – наверное, у меня бред – определил Лойдус и незаметно для себя произнес вслух:

– Этого не может быть...

– Очень даже может, – возразил ему Кулхард. – Если ботинки сделаны дерьмово, то гвозди все время вылазят. – Спасибо президенту Бовину, только он и помогает.

И Кулхард бережно поставил бюст на прежнее место.

– А где Хорст? Не приходил еще?

«Вот он, этот вопрос. Вопрос из вопросов, – отрешенно подумал Лойдус. – Теперь как пить дать пойду по групповой статье».

– Ты чего молчишь? – снова спросил Кулхард.

– Я не молчу.

– К допросу готов?

– Да, сэр.

– Ну и не напрягайся, – по-своему истолковал Кулхард состояние младшего коллеги. – Во-первых, за дверью будет стоять охраннник, а во-вторых, их будут заводить в наручниках. Да и алгоритм беседы совсем простой – бьешь по морде и все время повторяешь «Куда дел маршрутизатор, сука...» и снова бьешь. Потом моешь руки и идешь обедать. Нет ничего проще.

– Там будут муж и жена... Их двое.

В этот момент открылась дверь и вошел Хорст Эви. Карман его кителя оттягивала связка ключей, завернутый в газету ломик торчал из-за пояса, а драгоценную чашку шефа Хорст держал в руках.

– Заполучите свое корытце, сэр, и хлебайте, как прежде...

– Ты смотри! – обрадовался Кулхард. – Дитя заката!

– Она самая, – улыбнулся Хорст, передавая возвращенное сокровище его хозяину.

– А себе чего взял?

– Часы водонепроницаемые, – честно признался Хорст и продемонстрировал обновку на своем запястье.

– Это вешдок по делу Проктора и Гэмбла, – сказал Кулхард, демонстрируя остроту свое памяти. – Двух голубых, подравшихся из-за третьего – их любовника...

– Точно, – согласился Эви и, посмотрев на циферблат своего трофея, сказал: – Ганс, ты на допрос успеваешь? Уже девять двенадцать.

– У меня в девять с четвертью.

– Тогда тебе пора идти. Ты уже решил, как будешь бабу раскалывать?

– Бабу ему не расколоть, – заметил Кулхард. – Если только мужика ее при ней не отдубасить. Но Гансу пока рано – он еще молодой.

– Тогда пусть трахает бабу, пока мужик не признается, – предложил Хорст, продолжая разглядывать обновку.

– Нет, – покачал головой Кулхард. – Боюсь, и здесь толку не будет.

– Так что же мне делать? – спросил Ганс, поднимаясь из-за стола. Ему уже действительно пора было идти.

– Пока бей поодиночке, а там видно будет.

Рыжий охранник заглянул в дверь и, увидев совсем еще зеленого следователя, ухмыльнулся.

– Ну что, господин следователь, вести арестованных? – спросил он, с интересом наблюдая за новичком.

– Ведите, да, ведите... То есть нет – ведите только одного!

– Мужчину или женщину? – спросил рыжий, едва сдерживая улыбку.

– Э-э... – Лойдус наморщил лоб, делая вид, что думает. – Пожалуй, сначала женщину, – сказал он.

– Есть, сэр! – ответил охранник и вышел из камеры.

Потянулись минуты ожидания, в течение которых Лойдус испытывал разные неловкости вроде повышенного потоотделения, шума в ушах и неуместной эрекции. Он несколько раз перекладывал с места на место новенькую папку, приготовленные листы бумаги и набор разноцветных авторучек.

Наконец дверь открылась и появилась она – Лейла.

– Все, можешь быть свободен! – сказал Лойдус, обращаясь к рыжему охраннику. Ганс старался выглядеть как можно важнее и суровее, однако волнение дало о себе знать, и его голос дал петуха.

– А наручники, господин следователь? Их снять? – спросил охранник.

– Перебьется, – грубо произнес Ганс. Охранник пожал плечами и вышел, плотно притворив за собой дверь.

– Ну что, так и будем глазки строить?! – прикрикнул Лойдус.

Вид аккуратно одетой и красивой женщины приводил его в смущение. Он ожидал увидеть ее слегка растерзанной. По крайней мерс, в фильмах с допросами арестованного всегда показывали с разбитым лицом и в разорванной на ленты одежде.

«А на самом деле все по-другому», – подумал Ганс и опять же частью из кино, а частью из прослушанного в полицейской школе курса вспомнил, что полезно прикидываться то злым, то добрым следователем.

– Садитесь, – став в одно мгновение добрым следователем, разрешил Лойдус.

Лейла молча опустилась на стул, и юбка обтянула ее красивые бедра.

– Курите, – предложил Лойдус, достав из ящика заготовленную пачку сигарет «Убийца».

– Спасибо, я не курю, – отозвалась Лейла низким чувственным голосом, – К тому же на мне наручники.

– Да, я помню, – кивнул Лойдус и, открыв пустую папку, спросил: – Вы понимаете, что над вами весит обвинение в государственной измене, миссис Розенфельд?

– Нет, этого я не знаю, – отрицательно покачала головой арестованная, и в ее глазах Лойдус приметил испуг.

«Боится, это хорошо», – подумал он, затем откашлялся и задал следующий вопрос:

– Скажите, куда вы спрятали маршрутизатор, который вам передал враг?

– Какой враг? – Красивые брови Лейлы удивленно изогнулись, и Лойдус вдруг засомневался в виновности этой женщины. С другой стороны, старший следователь Кулхард предупреждал его, что все женщины подлые сучки. А очень красивые – в особенности.