— повторил он, — следовательно мы можем столкнуться здесь с каким-то неизвестным невидимым врагом.
Опять послышалось перешептывание. На этот раз поднялся Оуз. Он откинул капюшон плаща со своей головы, так, что все могли видеть его серые волосы и тонкое, изборожденное морщинами лицо.
— Эта страна, — сказал он спокойно, — пуста. С тех пор, как, мы вошли сюда, мы не смогли почувствовать ничего, что могло бы считаться враждебным. Прошлым вечером, лорды, я и Лаудат пели песню предупреждения и зажигали Пламя. Оно горело ровно и спокойно. Ничто не воздействовало, ничто не противится нашему переселению. Здесь есть следы старых сил — мы не знаем, что они из себя представляют — но Пламя не может гореть там, где присутствует зло, где готовится война.
Я увидел ухмылку лорда Рольфина. Все знали, что он всегда ищет угрозу в новом месте, однако он никак не ответил на заверения Оуза. Ведь действительно, Вечно Живое Пламя не может гореть, если Зло окружает его. Я услышал вздохи облегчения со всех сторон.
И после этого Вавент вытолкнул ногой вперед медный таз, который Лаудат поставил перед ним. Капитан наклонился и поднял его обеими руками.
— Лорды Халлака. — голос его звучал торжественно, как будто он произносил ритуальные слова. — Здесь лежит ваш жребий. В свете Вечно Живого Пламени все лорды равны. Так было раньше, так будет всегда. Пусть каждый из вас испытает судьбу, и утром, когда мы дойдем до первой из долин, кто-то из вас закончит путешествие и обретет новый дом.
Держа сосуд на уровне глаз лордов он обошел круг, останавливаясь перед каждым из них. При этом тот или иной лорд протягивал руку и вытаскивал полоску кожи, где был обозначен надел земли, который фортуна послала ему. Но все знали, что когда дележ кончится, желающие могут обменяться полосками по взаимному согласию сторон.
После того, как круг обошел Вавент, встал Оуз и пошел по кругу с маленьким серебряным сосудом, предлагая его тем лордам, которые отказались от первой жеребьевки. Все знали, что он предлагает попытать счастья тем, кто выбрал побережье. Гарн тоже протянул руку к сосуду Оуза, вызвав удивленные взгляды лордов-соседей. В протянутой руке Гарна чувствовалось напряженное ожидание, но никаких эмоций не отразилось на его бесстрастном лице.
Никто из лордов не смотрел, что он вытащил, пока жеребьевка не кончилась. В сосуде Вавента осталось несколько бумажек, а в сосуде Оуза было пусто. Он перевернул его вверх дном перед лордами, а затем вернулся на свое место.
Но только когда Вавент вернулся и встал у огня, лорды начали разворачивать бумажки, которые достали их пальцы, и смотреть письмена, начертанные на них. Братья с Мечами и Барды, еще до того, как кланы прошли через ворота, разметили все земли, и теперь каждый знал, куда идти, где селиться, и что там его ждет.
Нам всем не терпелось узнать, что же вытащил Гарн, но он, как и все остальные лорды, не торопился показывать нам бумажку. Вокруг начались разговоры, послышались предложения по обмену. Одним нужно было побольше полей, другим — пастбищ для скота. А мы все ждали, еле сдерживая себя, пока наконец Гарн не объявил:
— Пламя было милостиво к нам. Мы получили земли при реке.
Это был подарок судьбы, который люди редко получают. То, что он получил по жребию именно ту землю, которую выбрал для себя, казалось подстроенным заранее, или же на этот раз фортуна получила могущественного союзника.
Я увидел одного из Братьев с Мечами, который вышел из тени за внутренним кругом, где костер давал свет. Это был Квен, тот самый, который первый рассказал нашему лорду о землях по побережью. Сейчас он подошел к Гарну и спросил:
— Ну как, повезло, лорд?
Гарн поднялся, полоска кожи зажата в кулаке. Он одарил Квена одним из своих пронзительных, почти обвиняющих взглядов, которые заставляли любого подчиняться его приказам. Но Квен не был его подданным или родственником, поэтому стоял спокойно, как будто беседовал с Гарном о погоде.
Квен был того же возраста, что и Вавент. Он был капитаном до него. Я решил, что ему столько же лет, сколько Гарну, но в волосах его не было седины, а тело было по-юношески стройным. Он обладал грацией хорошо тренированного воина и передвигался легко и бесшумно.
— Я вытащил, что хотел, — ответил Гарн на вопрос. — Но туда нужно долго идти. — Он смотрел на Брата с Мечом, как бы ожидая от него каких-то других и очень важных слов.
Квен ничего не сказал, и Гарн отвел от него глаза и стал смотреть в огонь. Он был человеком, чьи мысли было невозможно прочесть, но мне почему то казалось, что он не так уж доволен результатами жеребьевки, как старается показать нам. Во мне шевелился червячок сомнения в том, что жребий пришел к нему только из рук фортуны и одной фортуны. Хотя я был уверен, что ни Вавент, ни Оуз не будут вмешиваться в жеребьевку даже для самых влиятельных лордов среди нас, а Гарн был малозначительным по богатству и положению.
— Будет лучше, — сказал Квен, — если те, кто решил селиться у моря, поедут вместе. Есть еще одна дорога, которая ведет сначала на восток, а потом поворачивает на север, но она гораздо древнее и находится в очень плохом состоянии. Если вы поедете вместе, то сможете помогать друг другу в случае необходимости.
Гарн кивнул, заткнув полоску кожи за пояс. Затем он произнес четыре имени с вопросительной интонацией:
— Сивен? Урик? Фаркон? Давуан?
— И еще Милос и Тугнес, — добавил Квен.
Гарн бросил на него взгляд, а моя рука автоматически потянулась к мечу, и я понял это только тогда, когда пальцы стиснули рукоять. Память должна была остаться за воротами, исчезнуть, когда мы вошли в этот мир, но кое-что осталось. Тугнес всегда был врагом клану Гарна. Эта вражда началась давно и вызывала много крови, хотя теперь она выражалась только в том, что они не общались друг с другом и не ходили туда, где могли встретить врага.
— Где? — коротко спросил Гарн.
Квен пожал плечами.
— Я не спрашивал. Твоя земля самая северная. Значит он где-нибудь к югу.
— Хорошо.
— Мы свернем с дороги перед заходом солнца. Я поведу Братьев, сопровождающих поселенцев у моря, — сказал Квен.
Гарн кивнул и не попрощавшись повернулся и пошел к нашему лагерю, что был неподалеку. Он не сказал нам ни слова, но мы все встали и пошли за ним.
Хотя я очень устал за день, — очень утомительно приноравливаться к медленному шагу коров и овец, — но все же, когда я завернулся в плащ и положил голову на седло вместо подушки, уснул я далеко не сразу. Я прислушивался к звукам лагеря. Вот в фургоне с женщинами заплакал ребенок
— видимо внук Стига. Вот хруст сухой травы, которую ели овцы, а вот храп и стоны уснувших переселенцев. Гарн скрылся в маленькой палатке, где жил один. С того места, где я лежал, можно было видеть, как в палатке появился огонь — это Гарн зажег свечу. Возможно он рассматривает подарок, который фортуна преподнесла ему.