— Берлисенсис, ты что здесь забыл? Тебе утром во Фринштад отправляться, а ты девочке мозги пудришь!
Этого грузного военного я встречала и раньше, но никогда не думала, что он — начальник Бруно. Его появление отрезвило, и я нашла силы вырваться из рук Бруно, который от неожиданности меня отпустил. Я быстро проскочила на несколько ступенек вверх и оказалась за спиной своего спасителя. Широкой спиной, надежной.
— Фьорд майор, — Бруно попытался его обойти, но не смог — военный уверенно заступил ему дорогу. — Фьорд майор, я не морочу никому голову, на этой фьорде я собираюсь жениться.
Я ощутила спиной твердое дверное полотно и поняла, что все это время отступала, сама того не замечая. Открыть дверь и закрыть ее за собой было делом одного мгновения. Дальнейший разговор я слушала уже из своей квартиры. Голоса звучали глуховато, но все же я разбирала каждое слово.
— Жениться он собрался, — насмешливо сказал военный. — А вот девочка явно замуж не собирается. Иди уж, жених, готовься к отбытию.
— Фьорд майор… — горячо заговорил Бруно.
— Спорим с командиром, Берлисенсис? Мне в сопроводительных документах это указать? — жестко сказал военный, не привыкший к противоречию.
— Фьорд майор, мне нужно с ней поговорить! — с отчаяньем в голосе сказал Бруно.
Даже мне его жалко стало, но не его командиру.
— Берлисенсис, это не последняя фьорда, которая тебе отказывает. Пошел в армию — выполняй приказы. Все остальное неважно. Сейчас в казарму — бегом марш!
Он гаркнул так, что я вытянулась в струнку и поймала себя на желании бежать, куда он сказал. Майор был уже зол, очень зол, что его приказ не выполняют мгновенно.
— Дульче, я обязательно тебе напишу! — крикнул Бруно.
Я стояла за закрытой дверью и слушала затихающие шаги, а потом села на пол и разревелась. Может, он и напишет, вот только я не стану отвечать. Все кончено. Вот вам и «созданы друг для друга». По всему получается, что я у него третья за короткое время. Я-то была уверена, что он страдает по погибшей невесте, а он и думать о ней забыл, прыгая от одной фьорде к другой. Разве можно доверять такому ветреному фьорду? Доверять и доверяться. Тут я вспомнила, что он ни разу не сказал мне, что любит, и расплакалась еще горше. Хотя и сказал бы, что от этого изменилось? Разве я смогу теперь ему верить?
Утром я с трудом себя сдерживала, чтобы не пойти посмотреть хоть издалека, как они будут отправляться. Постоять возле телепортационной и увидеть Бруно. В последний раз увидеть. Но взяла себя в руки и пошла в госпиталь. Нет, нельзя давать себе поблажек. И без этого в голову лезут неправильные мысли — что, может быть, стоило дать Бруно второй шанс. Ведь все случившееся — результат того, что он просто не подумал. Я накручивала прядь волос на палец и отпускала ее, потом опять накручивала и отпускала. Это простое действие немного успокаивало, но мысли на место не ставило.
— Переживаешь, что Бруно уехал? — спросила фьордина Каррисо.
— Нет, — попыталась я соврать.
Но предательская слезинка повисла на реснице. Наставница ее промокнула вытащенным из кармана кружевным носовым платочком и сказала:
— Дульче, у вас непременно все хорошо будет, поверь.
— Будет, — согласилась я, — только по отдельности.
Фьордина Каррисо усмехнулась, но совсем не обидно, напротив — как-то по-доброму, и обняла меня. Я уткнулась в ее целительскую мантию и расплакалась. Слезы приносили облегчение, хоть и были совершенно неприличным явлением для фьорды из нашей семьи. Наставница гладила меня по голове и тихо что-то говорила. Слезы уходили, и их место занимала звенящая пустота осознания, что из моей жизни навсегда ушло что-то важное. Я отстранилась от своей утешительницы и неловко сказала:
— Извините.
— Дульче, — как ни в чем не бывало невозмутимо сказала она, — как ты смотришь на то, чтобы отработать необходимый по контракту год у нас в госпитале? Я отправлю запрос во Фринштад. Думаю, его удовлетворят.
— Это было бы просто замечательно! — попыталась я улыбнуться.
— Вот и хорошо, — сказала она с ответной улыбкой.
Как мне все-таки повезло, что я попала в это замечательное место! Все относятся ко мне с таким вниманием и участием с самого моего появления. Что Лусия, что фьордина Каррисо, что фьорд Кастельянос — все только и думают, как облегчить мою жизнь, которая стала бы совсем замечательной, если бы… Я попыталась отбросить все мысли о Бруно. Нужно привыкать, что его в моей жизни больше нет и не будет.
Но это оказалось не так-то просто. На следующий же день вечером недовольный работник почтового отделения маялся у моей двери. Пакет в его руках требовал немедленного вручения. Даже не надо было смотреть на адрес отправителя, чтобы понять, от кого он пришел.
— Фьорда Кихано? — оживился почтальон. — Вам срочное письмо от фьорда Берлисенсиса. Со звуком и изображением.
Он аж надулся от важности — наверное, не слишком часто к ним приходят такие вот дорогие отправления. Но я его разочаровала:
— Я не возьму.
— Как — не возьмете? — недоверчиво сказал он. — Это же очень важное сообщение, если его таким способом отправляли.
— Не возьму, — повторила я. — Ни это, ни любое другое сообщение от фьорда Берлисенсиса. Можете где-нибудь у себя отметить, чтобы лишний раз ко мне не ходить.
Если бы он начал меня уговаривать, я бы, наверное, не выдержала и взяла этот пакет — руки к нему тянулись сами, так хотелось узнать, что же там Бруно говорит. Но почтальон лишь равнодушно сказал:
— Дело ваше, фьорда. Отметьте вот здесь, что отказываетесь от вручения.
Пакет заманчиво маячил перед глазами, но я собрала силу воли, всю, которую смогла в себе найти, и написала отказ. Фьорд удовлетворенно кивнул и пошел вниз по лестнице, унося с собой те мысли и чувства, что хотел донести до меня Бруно. Может, напрасно я так поступила? Теперь мне никогда и не узнать, что же там записано…
Время шло. Но то ли Бруно ничего мне больше не присылал, то ли почтальон решил не загружать себя лишней работой. Я ходила в госпиталь, занималась там ежедневными делами, но из головы не выходили мысли о Бруно. Может, он и не собирался мне больше писать? Девушек много, одна отказала — другая согласится. Я уже представляла Бруно в компании другой, и от этого было еще хуже — ведь я сама от него отказалась, чтобы вручить той неизвестной особе с матримониальными планами. Теперь она залечивает его душевные раны от разрыва со мной, и наверняка успешно залечивает. Поэтому когда я опять увидела у своей двери почтальона, необычайно рассердилась.
— Я же сказала, что не буду брать письма!
— В прошлый раз речь шла о письмах от определенного фьорда, — недовольно сказал он, — а сейчас отправитель совсем другой. Или вы вообще никаких писем брать не собираетесь? Так бы сразу и сказали, чтобы я не бегал туда-сюда. Распишитесь в отказе.