Тысяча и один день - читать онлайн книгу. Автор: Александр Громов cтр.№ 21

– И все-таки ты советуешь вступить в подпольную группу? – спросил я.

– Я ничего тебе не советую, – живо возразил старик. – Чего стоят советы перебежчика? Я всего лишь высказал тебе свое личное мнение: всякая борьба эксменов с господством людей имеет не больше смысла, чем попытка выхлебать ложкой море. С этим согласится всякий, у кого в порядке мозги. Но...

– Что? – насторожился я.

– Участие в этой – повторяю, бессмысленной! – борьбе чуть-чуть приближает эксмена к человеку мужского пола. Чуть-чуть. Другого пути я, к сожалению, не знаю. Иногда полезно побиться лбом о стенку... хотя ты поймешь эту истину еще не скоро, если вообще поймешь...

– Я понял, – сказал я.

– Ты ничего не понял, – ответил мне Ярослав Вокульский, бывший подпольщик. – Спартиаты унижали илотов в течение столетий, а те все-таки остались людьми... а не морлоками. Что, не понимаешь? Плохо, когда нет иных книг, кроме учебников. Я потом объясню. Словом, государственные рабы получили шанс сравняться с гражданами, когда Спарте пришлось худо. У гордых спартиатов был выбор: исчезнуть как народности – или укрепить свои ряды «недочеловеками». Но кто бы предложил илотам шанс, опустись они на уровень скотов?..

– Как мне выйти на подполье? – перебил я его, почувствовав, что он способен вкручивать мне про илотов еще очень и очень долго.

– На какое именно, позволь спросить?

– На твое. На этих... латентных конспираторов.

Старик пожевал бескровными губами.

– Не знаю, ловчила ты или мечтатель, но уж, во всяком случае, не робкий дурак... Только вот что: не спеши широко шагать, порвешь промежность. Когда ты докажешь, что сумеешь быть полезным подполью, тебя найдут. В чем твоя ценность сейчас?

Бес хвастовства, что давно сидел во мне и сучил копытцами, рванулся наружу.

– Я умею телепортировать! – шепнул я, сразу вспотев.

Вокульский долго дребезжал старческим смехом, дрожа плечиками, привизгивая и утирая слезы костяшками пальцев.

– Да? А ну, покажи!

Я показал, предварительно оглядевшись по сторонам. В Вязком мире я прошел сквозь старика и с хлопком вынырнул за его спиной.

– А теперь иди и донеси на меня! – злорадно зашипел я ему в ухо. – Я обыкновенный эксмен, не уродец! Кто тебе поверит? Валяй, настучи на меня, старый пенек...

* * *

Узкая золотая полоска медленно ползет по ворсистому ковру на полу кабинета, изломившись на плинтусе и продолжив себя по гобелену с изображением пасущихся оленей на противоположной от окна стене. В полоске блуждают и ярко светятся пылинки. Закат роскошен – но для меня и хозяйки коттеджа он только и сумел, что проникнуть в кабинет сквозь узкую щель между шторой и оконной рамой. Не затронутая этой веселой полоской часть кабинета кажется мрачнее, чем она есть.

Щель? Пусть. Не стану трогать штору. Даже если кто-то подберется к самому окну, он все равно ничего не увидит внутри. Там темно и пусто, хозяйки нет дома.

Несколько раз принимался звонить телефон. Умолкал на время и начинал сызнова, очень настойчиво. В конце концов я вынул из него батарейки. Хозяйка ушла и забыла мобильник дома, понятно?

Слабо светится экран, улиткой ползет время. Уже пошел второй час, с тех пор как я разместил в условленных почтовых ящиках приглашение к разговору на имя Вероники В. То ли фамилия это самое «В», то ли прозвище, то ли матчество – неясно. Вероника Варваровна, например. Смотрится совершенно невинно. Возможно и даже вероятно, что среди тех, кто регулярно просматривает эти почтовые ящики, найдется несколько Вероник В., но только одна из них знает пароль, остальным ничего не светит.

Верно, у моей Вероники дела – слоняется с сервера на сервер, не реагируя на мой вызов. Единственное, в чем я уверен, – она в Сети, а значит, рано или поздно наткнется на мой вызов. Только бы не слишком поздно.

Солнечная полоска переползает на полированный шкаф, видимо, один из тех, к которым ощущал особую приязнь мой литературный однофамилец. Так и не удосужился прочесть – отчего сей психический заскок? Можно предположить, что тот Гаев хранил в шкафу сексатор, – тогда все становится понятно, обыкновенная фетишизация сопутствующих сексу предметов.

В ожидании вызова экран беззвучно демонстрирует двадцатую серию старой исторической эпопеи «Сердце Анастасии», посвященной окончательному становлению человечества на Путь Обновления. На экране кадры центрального эпизода восстания самцов: ревущая и воющая толпа звероподобных негодяев, сминая охрану, врывается в здание Межпарламентской Ассамблеи Всемирной Конфедерации, грязные коротконогие мужики тараканами разбегаются по коридорам, круша и ломая все, что нельзя растащить, ловят, насилуют и садистски убивают несчастных женщин, почему-либо не сумевших ускользнуть Вязким миром от стремительно катящегося вала дикой вакханалии... Одновременно другие толпы, состоящие из узколобых религиозных сепаратистов, громят повсюду храмы Первоматери, оскверняя алтари и гоняясь за жрицами. Я видел эту серию. Через пять минут экранного времени Анастасия Шмалько, тогда еще не председатель Ассамблеи, а всего лишь депутат от Славянской Федерации, сама чудом вырвавшаяся из волосатых лап насильников, окоротит растерявшихся, возьмет бразды, бросит в бой всех, кто попадет ей под руку, вооружит наскоро созданные добровольческие женские батальоны и покажет самцам их настоящее место. В следующей серии многочисленные, но не способные к телепортации инсургенты будут повсеместно разгромлены, и после жаркой борьбы с тайными мужскими приспешницами в Ассамблее Анастасия займет пост председателя с правом законодательной инициативы, каковым правом и воспользуется в полной мере – на протяжении десятка серий. В тридцать первой, если не ошибаюсь, серии она добьется принятия пакета законов, окончательно знаменующих становление на Путь: отказ от традиционной семьи как инструмента угнетения женщины, лишение зарвавшихся самцов ряда прав, в том числе права на соитие, раздельное воспитание девочек и юных эксменов. Будет и неприятие нового, и саботаж, будут и открытые мятежи, особенно в Азии и Африке. А в сороковой, последней серии горячее сердце Анастасии Шмалько пробьет навылет пуля снайпера, злобного самца, не смирившегося с тем, что отныне он – эксмен...

Пусть это неправда. Пусть на самом деле Анастасию Шмалько разорвала пронесенной на теле бомбой самоубийца-одиночка, индуистка, у которой отняли мужа. Ну и что?

Белая кошка, насытившись, мяукнув пару раз и убедившись, что никто не почешет ей за ухом, теперь спит на коленях у хозяйки, свернувшись уютным клубком. Моя пленница не шевелится. Не может быть, чтобы за это время у нее не зачесалось что-нибудь или не затекли примотанные к подлокотникам руки, а поди ж ты – не жалуется. Ну-ну, валяй дальше. Не то удивительно, что она меня презирает – это как раз нормально, – а то, что она не попыталась вырваться, когда я перехватывал ее, вылезая из машины, и не подняла крик. Для шока была, пожалуй, чересчур спокойна. Нет, это не шок... Что же тогда – умная?..