Царство черной обезьяны - читать онлайн книгу. Автор: Анна Ольховская cтр.№ 21

– Вы же не хотели! – Оттаивание началось, естественно, с закапавших глаз.

– С чего ты взяла? – удивленно поднял кустистые брови дед Тихон. – Я приближаться к нему не хотел, а помочь можно и на расстоянии, хотя и трудно, честно скажу. Странное на нем зло, чужое.

– А разве бывает зло свое?

– Бывает.

Разумеется, отдыхать я не пошла. Я же ночью сюда гнала не ради того, чтобы хорошенечко выспаться на свежем лесном воздухе. Вернее, в избе, до самой крыши наполненной искомым воздухом, потому что парить бесплотным духом не хочу. Ни в лесу, ни в городе, пробовала уже недавно, мне не понравилось.

И хотя в глаза какой-то жизнерадостный дебил насыпал по полстакана песка, а в голове стоял (или лежал?) монотонный гул, слова деда Тихона послужили великолепным энерджайзером – сна не было ни в одном глазу, впрочем, в обоих тоже. Да и где там было поместиться сну, когда все песком засыпано.

Дед Тихон попытался, конечно, еще раз отправить меня в дом, но я даже отвечать не стала. Старик тяжело вздохнул и укоризненно покачал головой:

– Ох, девонька, до чего ж ты упрямая! Ведь сейчас толку от тебя никакого не будет, ты уже свою задачу выполнила – привезла беднягу сюда. Шла бы в избу, поспала, так нет – еле стоит, под глазами круги огроменные, но уходить не хочет. А мне потом и ее лечи.

– Не надо меня лечить. – Насчет «еле стоит» знахарь прав, я могла удерживать себя в вертикальном положении только благодаря капоту джипа. – Мне бы присесть только. Можно в машину?

– Нельзя, Аннушка, зло на тебя перекинется, когда я его гнать буду. Погоди, я сейчас.

И старик направился в дом, вынес оттуда старый деревянный стул и большое ватное одеяло, поставил стул так, чтобы я находилась у него за спиной, затем помог мне сесть и заботливо укутал одеялом. Отошел на полшага, критически осмотрел получившуюся ватную гусеницу, удовлетворенно кивнул и с максимальной строгостью (даже брови сдвинул для усиления эффекта) сказал:

– Так, девонька, слушай меня внимательно. Сиди тихо, с места не вставай, ни слова не говори. Что бы ты ни увидела и ни услышала – ни звука, иначе все испортишь. Поняла?

Я молча кивнула.

– И не бойся ничего.

Ох, милый дедушка, если бы ты знал, ЧТО мне пришлось пережить не так давно, ты бы так не беспокоился.

Знахарь снова пошел в дом, на этот раз его не было минут семь. А когда он появился, я невольно ахнула. Вместо привычного, пропахшего травами и махоркой кряжистого старика из дома вышел старец. Именно так, лицо деда Тихона построжело, как-то вытянулось, превратившись в лик, на котором сияли огромные глаза, длинные седые волосы были зачесаны назад и перехвачены берестяным обручем. Одет он был, несмотря на пронизывающе-влажный февраль, только в белую полотняную длинную рубаху и белые же домотканые штаны. И босой.

Меня затрясло, когда он ступил голыми ногами с крыльца в снег. Но старец, казалось, не ощущал холода. Он подошел к джипу, открыл все дверцы и начал закреплять везде, где это было возможно, церковные свечки. А на спинку заднего сиденья поставил икону. Как он добился устойчивости, я со своего места разобрать не могла, но образ взирал теперь сверху на вытянувшегося пса.

Не знаю, наверное, дед Тихон нарушал какие-то церковные каноны, делая все это ради собаки, но для него, как и для меня, это была прежде всего страдающая душа. А в каком теле она находилась – не суть важно.

Теплых огоньков свечей загоралось все больше, я слышала, как дед Тихон, зажигая свечи, что-то говорит вполголоса. Скорее всего, он читал молитвы, но какие – разобрать я не могла.

Зато смогла увидеть, как по мере увеличения интенсивности церковного света вокруг Мая сгущалась, стекаясь изо всех углов, тьма. Она была живая, эта тьма, она шевелилась, колыхалась, бугрилась, выбрасывая щупальца в разные стороны, словно пыталась выбраться. Но сгустки мрака, коснувшись ареола церковных свечей, конвульсивно дергались и шлепались обратно. На Мая. Которого уже почти не было видно под слоем этой мерзости.

Липкая грязь потекла было туда, где не было ни свечей, ни икон – к открытой крышке багажника. Но там стоял старец. А в его поднятых над головой руках была еще одна икона, побольше, причем, судя по темным доскам, очень и очень старая, намоленная. Из нее, постепенно нарастая, начал струиться свет. Не такой, как я видела тогда, в Сан-Тропе, вокруг моей дочери, это было другое сияние, вызывающее ощущение отцовской заботы и защиты.

Знахарь заговорил, сначала тихо, потом все громче и громче. Понять его я не могла, это был церковнославянский язык, современному человеку известный плохо. Совсем не известный, если честно.

Но то, что концентрировалось сейчас вокруг Мая, похоже, все понимало, хотя, по словам старика, это было чужое зло. Корчилось оно, во всяком случае, как свое, словно слова знахаря прожигали его насквозь.

Но сдаваться тьма не собиралась. Май неожиданно дернулся раз, другой, а потом начал корчиться синхронно с мраком. И закричал, тонко и страшно.

И первым, и вторым, и всеми последующими моими желаниями было одно – сорваться с места и бежать на помощь. Кому? Им обоим.

Но я помнила слова деда Тихона и потому оставалась на месте, сжимая кулаки все сильнее, до боли. Пока не ощутила, что по ладоням потекло что-то горячее. Ну вот, испачкала кровью дедово одеяло. Ногти впились в кожу ладоней и проткнули ее насквозь. Зато я смогла сдержаться.

Хотя это было трудно, очень трудно. Мне казалось, что знахарь не справляется, что тьма сейчас заберет Мая, добьет его, очень уж жутко корежило пса. А крик становился все громче…

Но и старец говорил все громче, его голос звучал набатом, икона над головой сияла все сильнее, а рубаха, борода и волосы развевались так, словно оттуда, из джипа, дул ветер. Черный ветер.

И вдруг стало нестерпимо тихо. Так тихо, что в ушах запищал невесть откуда взявшийся комар.

Дед Тихон, устало пошатнувшись, опустил руки и прижал икону к груди.

А Май больше не кричал. И не корчился. Он брошенной грудой тряпья остался лежать на дне багажника.

– Он… Он умер? – Я медленно поднялась со стула.

Шагнуть вперед не было сил. Подойти, дабы убедиться, что все усилия оказались напрасными и зло забрало Мая? Не могу. Не пойду.

Знахарь же приблизился к джипу и склонился над псом.

Стоп. Приблизился?! Значит… Я всмотрелась внимательнее – гнилой черной слякоти вокруг Мая больше не было. Лишь теплый свет свечей освещал сейчас салон автомобиля.

– Ну, что стоишь, девонька? – повернулся ко мне дед Тихон. – Иди к своему страдальцу, он тебя ждет.

Словно подтверждая слова старика, из багажника раздалось слабое радостное повизгивание.

А поздним утром мы с дедом Тихоном пили душистый чай из самовара. С сухарями, сушками, брусничным вареньем и лесным душистым медом. И все было хорошо, просто замечательно. Я, правда, периодически хлюпала носом, поглядывая в закуток возле печки, откуда на меня смотрели обожающие глаза Мая. Но это обычное дело, узел-то развязался.