Есть разные места, куда можно засунуть
одиннадцатилетнего ребенка, не угодившего Системе. На данный момент по меньшей
мере двадцать ее клиентов разбросаны по разным заведениям в разных концах штата
Теннесси. Старшему – шестнадцать. Все живут за высоким забором и под охраной.
Раньше такие заведения называли трудовыми колониями, теперь – воспитательными
учреждениями.
Если ему прикажут говорить, Марк обязательно
взглянет на нее. И именно это не давало ей уснуть. Посоветовать ему открыть,
где спрятан труп сенатора Бойетта, значило поставить под угрозу его
безопасность. Равно как и его матери с братом. Не те они люди, чтобы мгновенно
сняться с места. Рикки еще долгое время должен находиться в больнице. Любые
меры в соответствии с программой защиты свидетелей придется отложить до его
выздоровления. Дайанна будет изображать собой подсадную утку, если такая идея
придет в голову Мальданно.
Было бы правильным, этичным и нравственным
посоветовать ему все рассказать. И проще всего. Но вдруг с ним случится беда?
Он на нее укажет пальцем. А если пострадают Рикки или Дайанна? Опять же она,
адвокат, будет виновата.
Плохо иметь дело с детьми. Ты должен быть
больше, чем просто юристом. Со взрослыми вы просто выкладываете все “за” и
“против” каждого варианта. Вы советуете то или это. Вы слегка предсказываете,
но не слишком. Потом говорите взрослому клиенту, что пришла пора решать, и на
минутку выходите из комнаты. Вернувшись, вы получаете решение и дальше
действуете в соответствии с ним. Совсем иначе с детьми. Им не понять мудрой
адвокатской тактики. Их надо обнять и решить за них. Они напуганы и ищут
друзей.
Ей пришлось стольких держать за руку в зале
суда. И утереть столь много слез!
Она представила себе эту сцену: огромный
пустой зал федерального суда в Новом Орлеане, двери заперты, возле них два
охранника; Марк на месте для свидетелей; Фолтригг во всем блеске, свободно
чувствующий себя на родной территории; судья в черной мантии. Он деликатен и,
по всей вероятности, ненавидит Фолтригга, с которым вынужден постоянно иметь
дело. Он, судья, спрашивает Марка, действительно ли тот отказался отвечать на
вопросы перед Большим жюри, собиравшимся в это же утро в зале неподалёку. Марк,
глядя вверх на Его Честь, отвечает утвердительно. “Каков был первый вопрос”, –
спрашивает судья Фолтригга. Тот вскакивает на ноги со своим блокнотом, весь
надутый от важности, как будто зал полон телекамер и фотоаппаратов. “Я спросил
его, Ваша Честь, сказал ли ему Джером Клиффорд до самоубийства что-нибудь о
теле сенатора Бойетта. И он отказался отвечать. Ваша Честь. Тогда я спросил
его: не говорил ли ему Клиффорд, где спрятано тело сенатора Бойетта? И он снова
отказался отвечать. Ваша Честь”. Тогда судья наклоняется поближе к Марку. Без
улыбки. Марк смотрит на своего адвоката. “Почему ты не ответил на эти вопросы?”
– спрашивает судья. “Потому что не хочу”, – отвечает Марк, что, в общем-то,
довольно смешно. Но никто даже не улыбается.
“Что ж, – говорит судья, – я приказываю тебе
ответить на эти вопросы перед Большим жюри. Ты понял меня, Марк? Я приказываю
тебе вернуться в комнату, где заседает Большое жюри, и ответить на все вопросы
мистера Фолтригга, ты понял, Марк?” Марк молчит и стоит неподвижно. Он не
сводит глаз со своего адвоката, которой доверял и которая сейчас сидит в
тридцати футах от него. “Что, если я не отвечу на эти вопросы?” – спрашивает он
наконец, и это выводит судью из себя. “У тебя нет выбора, молодой человек. Раз
я приказал, ты должен отвечать”. “А если я не буду?” – в ужасе спрашивает Марк.
“Что ж, тогда я обвиню тебя в пренебрежении к суду и, возможно, упрячу тебя в
тюрьму, пока ты не передумаешь. На долгое время”, – ворчит судья.
Кошка потерлась о стул и напугала ее. Сцена
суда исчезла. Она закрыла книгу и подошла к окну. Лучше всего было посоветовать
Марку соврать. Соврать один раз. В критический момент объяснить, что Джером
Клиффорд не говорил ничего о Бойде Бойетте. Он свихнулся, был пьян и не в себе и
ничего путного не говорил. Кто может доказать обратное?
А Марк умел врать отменно.
* * *
Он проснулся в незнакомой комнате на мягком
матрасе под тяжелой грудой одеял. Тусклый свет лампы пробивался из коридора
через приоткрытую дверь. Его потрепанные кроссовки стояли на стуле у двери, но
остальная одежда была на нем. Марк сдвинул одеяла на ноги, и кровать
заскрипела. Он уставился на потолок и смутно припомнил, что сюда его привели
Реджи и мамаша Лав. Потом он вспомнил качели и чувство усталости.
Он медленно опустил ноги с кровати и сел на
краю. Он помнил, как его с трудом вели по лестнице. Ситуация прояснялась. Он
сел на стул и зашнуровал кроссовки. Половицы деревянного пола заскрипели, когда
он пошел к двери и открыл ее. В холле было тихо. В него выходили еще три двери,
но все были закрыты. Он прошел к лестнице и на цыпочках, не спеша, спустился
вниз.
Его внимание привлек свет на кухне, и он пошел
быстрее. Часы на стене показывали два двадцать. Он вспомнил, что Реджи в доме
не живет, у нее квартира над гаражом. Мамаша Лав скорее всего крепко спит
наверху. Потому он перестал красться, а прошел через холл, открыл парадную
дверь и вышел на террасу, где увидел качели. Было прохладно и темно, хоть глаз
выколи.
На какое-то мгновение ему стало стыдно за то,
что уснул и его пришлось уложить спать в этом доме. Ему необходимо находиться в
больнице вместе с матерью, спать на той неудобной раскладушке и ждать, когда
Рикки окончательно придет в себя и они смогут вернуться домой. Он решил, что
Реджи позвонила Дайанне, так что мать скорее всего не беспокоится. Более того,
она, вероятно, довольна, что он здесь, нормально ест и удобно спит. Матери –
они такие.
По его подсчетам, он пропустил два дня в
школе. Сегодня уже четверг. Вчера на него в лифте напал человек с ножом, у
которого оказалась их семейная фотография. И за день до этого, во вторник, он
нанял Реджи. А казалось, что по меньшей мере месяц прошел. А еще днем раньше, в
понедельник, он проснулся, как все обычные мальчишки, и пошел в школу, даже не
подозревая, что вскоре произойдет. В Мемфисе, наверное, миллион ребят, и ему
никогда не понять, почему именно он оказался избранным для встречи с Джеромом
Клиффордом за минуты до того, как тот сунул дуло пистолета себе в рот.
Курение. В этом все дело. Вредно для здоровья.
Что верно, то верно. Господь наказал его за то, что он наносит вред своему
организму. Черт! А что было бы, если бы его поймали с пивом?
На тротуаре появился силуэт человека, который
на мгновение остановился перед домой мамаши Лав. Оранжевый огонек сигареты
светился перед его лицом. Потом он медленно направился дальше. Немного
поздновато для вечерних прогулок, подумал Марк.