Сам Петров, бросив после свадьбы — по причине отсутствия свободного времени — занятия спортом, уже через год отрастил небольшой животик и второй подбородок. Возвращение в тренажерный зал прежней фигуры не вернуло, потому что Петров не мог отказаться от вкусных и обильных ужинов, которые готовила жена. «Я не полный, — говорил он о себе, — я солидный корпулентный мужчина».
* * *
— Зинка, перестань дуться! Я тебя буду любить, даже когда ты не сможешь протиснуться в проем двери.
— Чему ты, Петров, не научился — так это говорить красивые комплименты.
— Убирай выпивку, стели постель, сейчас начнем процесс обучения.
Сверху раздался грохот: что-то тяжелое рухнуло на пол.
— Это не дети! — ругался Петров, выбегая из спальни. — Это сущее наказание, дьяволята!
Зина бросилась вслед за ним.
В комнате мальчиков по-прежнему кружили перышки, уборку они и не думали делать. Но вдобавок еще «немножко уронили» полки с книгами и компакт-дисками.
С планами на завтрашний день Ваня и Саня могли расстаться. Они проведут воскресенье с газонокосилкой в руках, подстригая траву и убирая оставшийся от гостей мелкий мусор.
Восемь лет назад Зина и Павел собрали всю доступную литературу, связанную со здоровьем и воспитанием близнецов. Чтение привело их к унынию и тихому отчаянию. Об однояйцевых близнецах говорилось не как об обычных детях и самостоятельных личностях, а как о подопытных кроликах, которых природа подсунула для экспериментов, вдобавок наделив одним разумом на двоих. Чего стоили только упоминания о том, как пары близнецов отгораживаются от мира, создают собственный язык и отказываются от общения с окружающими. Или примеры любви-ненависти, которые заканчиваются братоубийством. Разлученные в детстве близнецы, воспитанные в разных социальных условиях, получившие разное образование и профессии, демоническим образом повторяли пристрастие к цветам в одежде, кулинарным блюдам и кинофильмам. С ними даже случались одинаковые травмы, вроде переломов рук.
Доктор Козлов, к которому Петровы бросались со своими страшными рассказами, прежде всего поставил диагноз им самим — родительский психоз. А потом нашел толкового нейропсихофизиолога, наставившего Петровых на путь истинный.
— Переломы рук, говорите? — спросил ученый. — Вот здесь? Ага. Чушь собачья! Знаете, как называется такой перелом лучевой кости? Перелом в типичном месте. В типичном! Редкому человеку удается жизнь прожить без такого перелома. У самих было?
Вот видите!
Но даже он не скрывал, что проблема существует, и даже назвал ее ударом по инстинкту:
— Каждый человек свято убежден в своей уникальности. Каково же постоянно видеть рядом двойника, да еще окружающие донимают: а как вас различают? Но вы знаете, например, что у Ролана Быкова был брат-близнец, доктор наук, видный специалист радиационной медицины? В своей области он достиг не меньших успехов, чем Ролан в киноискусстве. Ваши мальчики, извините, не королевских кровей: это в Средние века двойнику принца быстро бы отрубили голову. Но и сейчас обществу не особо нужны дубликаты. Что, скажите на милость, делать стране с копией президента, или жене — с копией мужа?
Следуя главному совету ученого — развивать индивидуальность каждого из мальчиков, — Петровы отыскивали у них отличительные черты, поощряли разные увлечения. Ваню и Саню никогда не одевали одинаково, по-разному стригли, они учились в одном классе, но сидели за разными партами.
Мальчики не подозревали о родительских тревогах, они то выступали дуэтом, то отчаянно дрались, предпочитали играть в футбол в одной команде, но для постоянных занятий спортом Ваня выбрал теннис, а Саня — плавание.
Несмотря на насаживаемые родителями внешние отличия, мальчишек постоянно путали. У Вани длинная стрижка или у Сани? У кого шрамик над бровью? Кому велели родителей в школу привести?
Близнецы легко улавливали, когда их путают, и при необходимости этим пользовались. Саня за себя и за брата ходил к стоматологу, Ваня в качестве платы за двоих брал уроки музыки. Зина не могла нарадоваться, слушая похвалы учительницы игры на фортепиано, которая уверяла, что у Сани выдающие способности, пока не обнаружилось, что он не знает даже нотной грамоты. А у Вани флюсом раздуло пол-лица.
На летние каникулы близнецов разлучали: один ехал к бабушке в Омск, другой — в «Артек» или в детский лагерь за границу. Следующий месяц производили рокировку: первый — в лагерь, второй — к бабушке. Во время короткого пересыльного этапа в Москве родители мысленно играли в игру «Найдите сходства и отличия». Ссадины на коленках симметричны, блатные словечки разные. Одинаково загорели, фрукты любят разные.
Зина и Павел забывали о своей стратегической установке — культивировать отличия — в самые ответственные моменты. И поощряли, и наказывали близнецов по бригадно-армейскому принципу — обоих разом.
* * *
День рождения Маняши совпадал с семейным торжеством Ровенских — днем свадьбы. Мане уступили субботу, а в воскресенье вечером чествовали Ровенских. Дата была не круглой — восемь лет, — и отмечали ее без помпезности: всего-то тридцать человек пригласили в отдельный зал ресторана «Савой».
Зина сидела у зеркала, наносила последние штрихи. Петров стоял у нее за спиной, завязывал галстук.
Глядя на отражение мужа, Зина весело сообщила:
— Ведь я тебя к Лене очень ревновала. Но она, представляешь, вышла замуж девственницей. Сама мне сказала. Кто бы мог подумать? Такая девушка!
Петров на секунду замер, тщательно контролируя выражение лица, продолжил завязывать узел и небрежно бросил:
— Никто бы не мог;
Про себя добавил: «И правильно бы сделал!»
Никто бы не поверил десять лет назад, что глава холдинга «Класс» Юра Ровенский может уйти от жены, тихой аморфной книгочеи Светы, и жениться на бывшей секретарше Петрова Леночке.
Историю их замужества Зина знала в пересказе Леночки — романтически подредактированном варианте. На самом деле все началось с изнасилования.
* * *
Лену воспитывала прабабка, которая не замечала изменений в окружающей жизни, а образцом бытовой устроенности считала Житомир 20-х годов. Прабабка вырастила двух дочерей, четырех внучек и придерживалась строгих правил в уходе за девочками.
Одним из непререкаемых правил было ношение панталонов. Старушка заготовила этих панталонов в сундуке на три поколения вперед. Толстые, неудобные, гладкие снаружи и с байковым начесом внутри, собранные резинкой на талии и на ногах в многочисленные складки — панталоны уродовали любое платье и стали проклятием Лениного детства. Снимет в школьном туалете, спрячет в портфель — мальчишки достанут, повесят на швабру и носятся со «знаменем» по этажам. Снимет в подъезде, засунет за радиатор — обязательно стащат. Бабка орет-надрывается: