– Ну, он небалансирующий, многоногий, точнее – восьминогий, примерно семи футов в холке. Он…
Кику насторожился:
– Восемь ног? А руки?
– Рук? Нету.
– Ну а вообще, какие-нибудь манипулятивные органы? Может, видоизмененная нога?
– Ничего подобного, босс. Если бы что-то было, я бы сразу заказал обследование по полной программе. Ступни размером с бочонок и столь же очаровательны. А что?
– Ладно, просто я подумал о другом. Рассказывай дальше.
– Он немного смахивает на носорога, немного – на трицератопса, хотя строением отличается от всего, что водилось на нашей планете. Хозяин называет его «Ламмокс», и имя ему очень подходит.
[50] Симпатичный такой зверюга, но глупый. Вот это-то и страшно, он такой здоровый и мощный, что вполне может покалечить человека просто из-за своей глупости и неуклюжести. Умеет говорить, но только на уровне четырехлетнего ребенка… на самом деле у него такой голос, словно он проглотил маленькую девочку.
– А почему ты считаешь, что он глупый? Я вот тут вижу, что его хозяин, с фамилией из учебника истории, заявляет, что он очень умный.
Гринберг улыбнулся:
– Он судит предвзято. Босс, я же сам говорил со зверем. Поверьте мне, он глупый.
– Не вижу никаких доказательств. Считать ВЗС глупым только потому, что оно не умеет говорить по-нашему, – это все равно что считать неграмотным итальянца, изъясняющегося на ломаном английском. Non sequitor.
[51]
– Но послушайте, босс, у него же нет рук. Интеллект – максимум не выше, чем у обезьяны. Ну, может, на уровне собаки. И то вряд ли.
– Из этого следует, что в теоретической ксенологии ты законченный ортодокс, и ничего больше. Однажды такое вот умозаключение встанет и врежет ксенологу-классику по физиономии. Обязательно найдется какая-нибудь цивилизация, которой совсем не надо брать предметы своими лапками-ручонками, потому что она прошла этот этап эволюции давным-давно.
– Поспорим?
– Не буду. А где этот самый «Ламмокс» сейчас?
Отвечать Гринбергу явно не хотелось.
– Босс, все это описано в отчете, который сейчас микрофильмируют. Он будет у вас на столе с минуты на минуту.
– Вот и отлично. А пока, раз ты все видел собственными глазами, давай выкладывай.
– Я довольно близко сошелся с местным судьей и попросил держать меня в курсе. Естественно, они не могли засунуть эту тварь в местную Бастилию: на самом деле у них не было ничего достаточно крепкого, чтобы его удержать… Они сами об этом в конце концов догадались, но только после целой кучи приключений на свою голову. И было уже поздно строить что-нибудь основательное. Уж вы мне поверьте, клетка, из которой он вырвался, была действительно очень крепкой. Но шеф местной полиции провел мозговой штурм, и у них нашелся пустой резервуар со стенами футов тридцать высотой, железобетонный, часть противопожарной системы. Ну они и соорудили сходни, загнали зверя в этот резервуар, а потом сходни убрали. Выглядело надежно, существо не было сложено для прыжков.
– Пока вроде все хорошо.
– Да, но это еще не конец. Судья О’Фаррелл рассказал мне потом, что шеф полиции так нервничал, что решил не дожидаться утверждения в Министерстве и прямо приступил к казни.
– Что?!!
– Вы дослушайте до конца. Он никому не стал ничего говорить, но в эту самую ночь впускной вентиль оказался почему-то открытым и резервуар наполнился до краев. Утром, когда посмотрели, Ламмокс лежал на дне. Так что шеф Драйзер решил, что «несчастный случай» увенчался полным успехом и он утопил зверя.
– Что дальше?
– Ламмокса это вообще не побеспокоило. Он находился под водой несколько часов, а когда воду спустили, проснулся, встал и сказал всем: «Доброе утро».
– Амфибия, скорее всего. Ну и что же ты сделал, чтобы пресечь это самоуправство?
– Секунду, сэр, это еще не все. Драйзер знал, что от огнестрельного оружия и взрывчатки толку мало… вы же читали стенограмму суда… во всяком случае – если применять их в масштабе, безопасном для самого городка. Поэтому он попытался его отравить. Не зная ничего о биологии твари, он набрал с полдюжины ядов в количествах, достаточных, чтобы отравить целый полк, и рассовал всю эту химию в разные виды пищи.
– Ну и как?
– Ламмокс с радостью заглотил все до последней крошки. После этого его даже в сон не потянуло. Похоже, у него только обострился аппетит, потому что первое, что он сделал, умяв отраву, – сожрал тот самый впускной вентиль. Резервуар опять начало заливать, так что пришлось отключить его от городского водопровода.
Мистер Кику засмеялся:
– Этот Ламмокс мне начинает нравиться. Как ты сказал, сожрал вентиль? А он был из чего сделан?
– Не знаю. Обычный сплав, полагаю.
– Хм… похоже, ему нравятся грубые корма. Возможно, у этой маленькой птички есть маленький зобик.
– Не удивлюсь, если так.
– Ну и что же потом сотворил этот полицейский герой?
– Пока ничего. Я попросил О’Фаррелла внушить Драйзеру, что если он будет упорствовать в своем стремлении перехитрить Министерство, то кончит свои дни, скорее всего, в исправительном заведении в тридцати световых годах от Вествилла. Так что теперь он сидит тихо и пытается разобраться с этой проблемой. Последней его блестящей мыслью было залить Ламмокса бетоном и оставить так помирать от естественных причин. Но тут не согласился О’Фаррелл, он решил, что это как-то негуманно.
– Значит, Ламмокс все еще сидит в своей банке и ждет, пока мы не решим его судьбу?
– Думаю, да, сэр. Во всяком случае, вчера было так.
– Ну, пусть подождет, что-нибудь придумаем. – Мистер Кику взял со стола отчет и рекомендации Гринберга.
– Если я правильно понимаю, вы мою рекомендацию отвергаете? – спросил Гринберг.
– Нет. С чего ты взял? – Кику подписал постановление, разрешающее уничтожить Ламмокса, и положил его в корзину для исходящих, которая сразу же проглотила свою добычу. – Если я отвергаю чье-нибудь решение, я одновременно увольняю и автора, а для тебя тут есть еще одна работенка.
– А! – Гринберг почувствовал укол сожаления, он-то наполовину ожидал, что босс отменит смертный приговор Ламмоксу. Что ж… нехорошо получилось… но зверь действительно был опасен.
– Ты змей боишься? – продолжал мистер Кику.
– Нет. Они мне даже нравятся.
– Отлично. Хотя я себе такого представить не могу. Я всегда боялся их до смерти. Однажды, еще мальчишкой, в Африке… впрочем, не важно. Ты когда-нибудь имел дело с рарджиллианцами? Я не помню.