Двое, не считая призраков - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Нестерова cтр.№ 28

Свадьба для Бори, ненавидевшего водку, ни капли не берущего в рот, была очередной попойкой выродков. Лора, мечтавшая о красивом празднике, о воздушном подвенечном платье, сказочной фате, цветах, фейерверках и замках, даже это убогое застолье воспринимала как торжество. Пусть рангом ниже, чем в грезах, но единственным и неповторимым в жизни.

Она умела радоваться всякой мелочи, даже чепухе: первому весеннему цветку, счастливому финалу в кино, радуге после дождя, недоступному костюмчику в витрине магазина, победе советских фигуристов на Олимпийских играх.

Боря-подросток других девчонок, над пустяками трепещущих, считал недоумками. Борис Борисович в зрелых годах к наивно-восторженным женщинам относился как к глупым дурам. Умом понимал, что в природе человеческий характер лепится из одинакового материала, восторг душевный — он и в Африке восторг. Но сердце восприняло только Лорино щедрое жизнелюбие. Точно был этот орган у него отсутствующий, вроде ноги или глаза. Он родился одноногим или одноглазым. Она подарила ему свои. Пользоваться не мог, но чувствовал себя правильно укомплектованным.

Борис ушел из ПТУ, устроился на стройку помощником монтажника. Лора шила распашонки для младенца, училась вязать крючком чепчики. Ждала Борю с работы. Встречала — как после долгой разлуки. Своего угла не было. Спали на кухне, каждый вечер стелили на пол матрас. По углам возились мыши, заползали под одеяло невыводимые тараканы. Лора их боялась до судорожного отвращения, Боря давил тараканов пальцами. Заработать лишних тридцать рублей, чтобы снять комнату, — недостижимая мечта. Опять проблемы с малокровием, нехваткой витаминов и чистым воздухом. Родители после свадьбы в долгах, требуют половинить его скудную зарплату, а у Лоры зубы шатаются — чертов ребенок кальций сосет.

Королевны, принцы, бабушка-фея, так, кстати, и не объявившаяся, ушли в прошлое. Теперь Лора ему, засыпающему, шептала про ребеночка: если девочка, то Катя, как любимая кукла, а мальчик пусть тоже Боря, она их будет звать Боря Маленький и Боря Большой. Девочке можно косички плести с бантиками, а мальчику… ой, что же мальчику придумать? И сочиняла про шортики и матроску, как у пятилетнего Славика с третьего этажа.

Борис, любивший слушать ее грезы, никогда не относился к ним как к реальным фактам будущего. Никаких отцовских чувств у него не было в помине. Ребенок-помеха, раздувающий Лорин живот, ворующий у нее кальций и гемоглобин, должен был отпочковаться и куда-то сгинуть. Вроде болезненного зуба, который недавно Боре вырвали. Судьба гнилого зуба никого не интересует.

Наверное, Лора очень боялась родов. Соседки, молодые матери, с которыми она сошлась в последнее время, живописали процесс в самых мрачных красках. Но Лора ни разу не заикнулась о своих страхах. Боря живо реагировал на любую ее физическую боль, гораздо острее, чем на собственную. Поэтому Лора помалкивала.

Преждевременные роды начались в выходные. Боря батрачил на даче у коменданта общежития. Строил дом не за деньги, а за обещание (удача несказанная!) посодействовать в получении комнаты в общежитии.

Родилась девочка. Лора умерла.

Борис приехал поздно вечером, уставший как собака. На кухне сидели опухшие от слез и водки мамаши и серые лицом папаши.

— Сыно-о-о-чек! — заголосила мать. — У тебя девочка! А Лора умерла! Ой, горе-то како-о-о-е!

Выражения «Лора умерла» не существовало, Боря его не услышал. Понял, что жену увезли в больницу.

— Батя! — обратился он к отцу. — Займи до получки десятку. Хочу Лоре джинсы купить.

Джинсы были его главной заботой в последнее время. Потому что Лора как-то сказала, что ей нечего будет носить после родов, хорошо бы джинсы — в них и зимой и летом, в любую погоду. Он копил на джинсы, которые подарит жене, когда спадет ненавистный живот.

— Да ты спятил! — возмутился отец. — Кто в джинсах покойницу хоронит?

Точно магнитофонная пленка вернулась назад, Боря второй раз услышал: «Лора умерла. Какое горе. Покойницу хоронить» — и понял смысл.

Он потерял сознание. Не полностью, а наполовину. Не свалился на пол, а упал спиной на стену и съехал вниз. Не отключился, но предметы, звуки, запахи — все потеряло резкость, подернулось туманом и расплылось.

Туман не рассеивался и в последующие дни. Боря что-то делал, куда-то ездил, о чем-то договаривался, покупал продукты на идиотские, никому не нужные, такие же пошлые, как свадьба, поминки — все в мороке, в пелене, в дымке. Будто кто-то завладел его телом и распоряжался, как роботом. Он услышал злую сплетню соседки: «Вот молодежь! У него жена преставилась, а с него как с гуся вода!» — и не моргнул. Руку кипятком обварил, пузырями вздулась — ничего не почувствовал.

В гробу не его Лора, а какая-то восковая фигура с церковной бумажкой на лбу. Тетки воют-рыдают противными высокими голосами, хорошо, что далеко. Точно из-за гор — едва слышно. Толкают его в спину: иди, простись.

— Да пошли вы! — громко выругался Борис.

Народ ахнул возмущенно. Борис оттолкнул мать и тещу, вышел из зала крематория на улицу.

Октябрьский ветер срывал с деревьев оставшиеся редкие листья, поднимал и кружил те, что валялись на земле. Лора бы сказала: «Они танцуют! Ты видишь, что они танцуют? Почему ты не видишь? Как под музыку кружатся — та-та-та-та! Ведь это вальс! Вальс осенних листьев».

Борис развернулся и бросился обратно. Под звуки душераздирающей музыки (далеко-далеко) гроб уплывал вниз, под землю, в печь.

* * *

Девочка родилась маловесной и слабенькой. Ее месяц держали в больнице под колпаком. Выходили, откормили до двух килограммов ста пятидесяти граммов — сказали: забирайте. Боре выдали на руки сверток с пышным розовым бантом. Он поднял уголок одеяла, увидел сморщенное красное личико двухкилограммового головастика. Почему-то не хотелось шмякнуть головастика о землю, хотя из-за него погибла Лора. Вообще ничего не хотелось, в том числе — жить. Отдал матери сверток, равнодушно и брезгливо.

Боря пил. Ежедневно и упорно. Заливал в себя вино и водку. Стойкое отвращение, которое с детства испытывал к спиртному, давало о себе знать. Организм не принимал алкоголя, выплескивал его наружу, выворачивал желудок, выкатывал глаза из орбит, спиралью скручивал кишки. Но Боря упорно пил. Другого способа ухода от действительности он не знал. В тумане и мороке, как пришибленный, а выйти из них… Куда? Лоры нет!

Родители, тоже не мыслившие иного утешения в горе, как спиртное, вначале поощряли его возлияния. Потом, увидев нечеловеческое упорство Бори — пить, пить и пить, — стали возникать. Не давали денег, ругались. Он занимал у всех подряд, таскал из дома вещи и продавал за бесценок. Только бы купить водки!

Боря стремительно катился вниз.

Посланец с того света не удивил и не испугал Борю. Его вообще ничто не могло удивить, испугать, там паче обрадовать. Да хоть марсианин! Пошли вы все!