— Я везу вас домой, — бросил я через плечо.
— Да-да, домой, — отозвался Том, и я решил, что это хороший признак.
Я взглянул в зеркало заднего вида, но разглядел только макушку Тома. Кажется, он съежился еще больше. Я стал готовиться к наихудшему варианту развития событий и представил себе, сколько с меня возьмут за химчистку салона, в котором разлилась полужидкая, отвратительная, гниющая масса.
Примерно на полпути Том начал издавать очень странные звуки — кашлять и придушенно хрипеть. За этим последовали длинные, затянувшиеся на несколько миль тирады на каком-то рокочущем гортанном языке. Я не мог разобрать, что он говорит, и в конце концов включил радио, чтобы его не слышать.
Хотя у меня были карта, адрес и рисунок, на поиски дома ушло час сорок пять минут. Солнце только-только показалось на горизонте, когда я притормозил у дома номер 24 по Грисуолд-плейс. Рисунок оказался просто великолепным.
— Идите и постучитесь вон в ту дверь, — показал я.
Я собирался выйти из машины и помочь ему, но не успел отстегнуть ремень, как услышал хлопок задней дверцы. Я обернулся и увидел, что зомби бредет прочь от машины. Он стал самым настоящим стариком, согбенным под бременем лет, которое навалилось на него и одолело всего лишь за время пути. Оставалось лишь надеяться, что трансформация подошла к концу.
Меня захлестнула волна печали, и я не мог отпустить нашего зомби, не попрощавшись. Я нажал кнопку на окне с его стороны. Когда стекло опустилось, я крикнул:
— Всего доброго!
Он остановился, медленно повернулся ко мне, и тогда я понял: да, трансформация совершилась. Волосы старика стали белоснежными, а лицо было покрыто сетью морщин. Это был Мальтузиан. Он стоял и смотрел на меня, и глаза у него были огромные даже без очков.
Меня затрясло от гнева — я почувствовал себя предателем и преданным одновременно.
— Мерзавец! — закричал я.
— Пусть это не помешает нам насладиться игрой, — ответил он с сильным акцентом, повернулся и поднялся по ступенькам.
Я остолбенел. Он постучал в дверь. Почти сразу же ему открыла женщина — такая же древняя старушка. Я услышал, как она ахнула, а потом обняла его.
— Ты вернулся! — воскликнула она с тем же акцентом, увела гостя в дом, и дверь захлопнулась.
— Марта Мальтузиан, его сестра, — пробормотал я и ударил кулаком по рулю.
Не знаю, сколько я просидел, глядя в никуда и пытаясь разобраться в хитросплетениях любви и предательства, во всем том, что заставило этого безумца превратить зомби в зомби себя самого. Но в конце концов я завел машину, вытер ладонью подбородок и поехал домой.
Сьюзан Палвик
Прекрасные вещи
Сьюзан Палвик — автор романов «Полет в пространстве» («Flying in Place»), «Необходимый бедняк» («The Necessary Beggar») и «Приют» («Shelter»). Большая часть ее коротких рассказов, которые публиковались в «Azimov's», «Amazing Story», «F&SF» и в других изданиях, недавно были собраны в одном томе «Предназначение мышей» («The Fate of Mice»). Палвик лауреат Всемирной премии фэнтези, премии журнала «Locus», Мифопоэтической премии, а ее первый роман «Flying in Place» получил премию Кроуфорда как лучший дебютный роман фэнтези. Сьюзан Палвик — адъюнкт-профессор английского языка в Университете Невады, Рино. Она живет в предгорье Сьерра-Невады с мужем и тремя кошками.
Рассказ «Прекрасные вещи» вдохновлен гневом, который вызывают у Палвик разного рода политики, пытающиеся использовать трагедию одиннадцатого сентября как подпитку для своих кампаний или для разжигания войны. «Я начала задаваться вопросом: если бы все эти мертвые люди вернулись, о чем бы они нас попросили?» — говорит она. Судя по этой истории, автор не думает, что у мертвых были бы те же планы, что у живых.
Расти Керфаффл стоял на брезенте в роскошном офисе в деловой части города. Брезент был расстелен на чудесном шерстяном ковре, стены офиса оклеены спокойными однотонными обоями, стол перед Расти сработан из полированной древесины лиственных пород. На столе стояло пресс-папье — хрустальный шар с пурпурным цветком внутри. Шар сверкал в струившемся из окна солнечном свете, а цветок светился, будто горел. Расти желал это пресс-папье; любовь к хрустальному шару была сравнима с голодом. Но мужчина, который сидел за столом, не дал бы Расти пресс-папье.
Мужчина, сидевший за столом, был в дорогом костюме и имел напряженное выражение лица. Рядом с ним помощник блевал в ведро для бумаг.
— Сэр, — сказал помощник, подняв голову над ведром ровно настолько, чтобы успеть выдохнуть свое замечание. — Сэр, я думаю, это будет пиар-катастрофа.
— Заткнись, — сказал мужчина за столом, и помощник возобновил свое занятие. — Ты. Ты понимаешь, что мне от тебя надо?
— Конечно, — отвечал Расти, стараясь не глазеть на пресс-папье. Он знал, каким гладким и тяжелым будет оно в его руках, он жаждал обладать им. В этой драгоценной сфере был свет, была жизнь — маленький мир.
Наряд Расти когда-то был костюмом, теперь он превратился в сплетение сгнивших волокон. У Расти зудело ухо, но, если бы он его почесал, оно бы отвалилось. Он был мертв уже три месяца. Если ухо упадет на пол в этом роскошном офисе, мужчина за столом может и не разрешить Расти прикоснуться к пресс-папье.
Мужчина выдохнул, издав звук, напоминающий храп лошади.
— Хорошо. Ты сделаешь то, что мне от тебя надо, и получишь право на еще одну дневную прогулку. Все понял?
— Конечно, — сказал Расти.
И еще он понял, что прогулка будет первой частью. Мужчина за столом должен будет переоживить Расти и остальных, прежде чем они сделают то, о чем их просят. При оживлении они получают право на однодневную прогулку вне зависимости от того, выполняют они приказы или нет.
— Теперь я могу подержать пресс-папье?
Мужчина улыбнулся. Улыбка его не была дружеской.
— Нет, пока нет. Ты был не очень симпатичным человеком, когда был жив, Расти?
— Это правда. — Расти старался не обращать внимания на зудящее ухо. Пальцы его тоже покалывало от желания прикоснуться к пресс-папье. — Не был.
— Я все о тебе знаю. Я знаю, что ты обманывал жену. Мне известно о твоих инсайдерских операциях. Ты был моральным уродом. Расти. Но сейчас ты герой, не так ли? Потому что ты мертв. Твоя жена считает, что ты был святым.
«Это маловероятно», — подумал Расти. Линда умела наставлять рога не хуже его самого, а может, даже и лучше. Если она извлечет из его смерти выгоду, он не станет ее винить. Он бы так же поступил, если бы умерла она. Расти был рад, что для него все это в прошлом. Жизнь была слишком сложной и запутанной штукой.
Расти невозмутимо смотрел на мужчину за столом; галстук мужчины отражал искры от пресс-папье. Помощник продолжал блевать. Мужчина за столом выдал еще одну фальшивую улыбку и сказал: