Сказки о рыбаках и рыбках - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 93

Одна из Желтых тетушек ласково предложила:

— Когда ты станешь большим, сможешь завести детей, шарики-планеты. И если захочешь, разведешь на них сколько угодно мальчиков. И дружи с ними сколько вздумается, энергии почти не понадобится, потому что они будут под боком.

Яшка посмотрел на нее мокрыми злыми глазами:

— Скажете тоже… Все равно ни один из них не будет Вильсон…

— В конце концов это невыносимо! Дался он тебе… — не выдержала другая тетушка.

— Не надо, — строго сказал Большой Белый шар. — Мы и так обо всем договорились. Не правда ли, малыш?

— Да… — прошептал Яшка. Он понимал мысли Большого Белого шара: тот знал, что Белый шарик после Возрастания неизбежно забудет своего друга Вильсона. И сам Яшка это знал.

Пряча последнюю надежду, он попросил нерешительно, негромко, не похоже на прежнего ершистого Яшку:

— А можно мне туда еще один раз? Последний…

— Ни в коем случае! — вскинулись Желтые тетушки.

Но Большой Белый шар отозвался добродушно и понимающе:

— Последний раз можно. Попрощаться… Только дай слово, что ненадолго.

— А может быть, и тебе стать звездой? — неуверенно сказал Яшка. — Мы бы тогда смогли вместе. Всегда… — Это и была его последняя надежда.

Слабенькая надежда. Потому что ничего же не было рассчитано… Допустим, сумеет Яшка вывести Стасика в пространство, помчится с ним, обгоняя свет, столкнет его с летящей навстречу крупинкой вещества. А дальше? Могут ли земные мальчики вспыхивать, как звезды?..

«Да, но я же уверен, что получится, — сказал себе Яшка. — Лишь бы Вильсон согласился рискнуть. Это страшно, но только на один миг…»

Однако Стасик ничего не сказал о риске, о страхе. Даже не спросил, как это все будет. Он выразился коротко и просто:

— Ты что, спятил? А мама как без меня? А Катька?

Вот и все… Можно, конечно, было объяснить, что маму и Катьку он забудет, когда станет звездой. Но Яшка понимал, как посмотрит Вильсон в ответ и что скажет.

И значит, ни к чему дальнейший разговор. Все остальное было сказано еще раньше: и о Возрастании, и о том, почему он, Яшка, больше не может здесь появляться. И даже — горько и честно — о том, что, скорее всего, Белый шарик не сможет вспоминать друга Вильсона, когда станет большим шаром.

Они сидели на топчане в своем фанерно-сетчатом домике, и рябина царапала веткой промасленную бумагу окна, потому что дул ветер. Была последняя неделя августа, время с жарой и грозами кончилось. Из-за реки бежали быстрые облака — с желтыми краями, но пасмурно-серые. Зябкие предвестники осени.

— Я же не виноват, — прошептал Яшка. — Если такая… природа. Раз я шарик…

Он вдруг наклонился и заплакал — не Белый шарик, а пока еще просто мальчик Яшка. Слезы, крупные, как стеклянные бусины, посыпались со щек и подбородка. На выгоревших белесых штанах они расплывались пятнами, а на темных («как у арапа») коленках размывали пыль.

— Ну, чего ты… Не реви, — скомканно сказал Стасик. — Все равно это должно было случиться. Я знал.

Он понимал теперь, что и в самом деле знал это. Боязливая догадка, что счастье не вечно, что когда-то может наступить разлука, появлялась у него и раньше. Но в радостные дни, среди игр и веселья такие мысли прогонять было легко. А по ночам, в домике, когда вели теплым шепотом разговоры про звездную и человеческую жизнь, казалось невероятным, что Яшка (который вот он, рядом, лохматый, костлявый, пахнущий береговой полынью и речным песком, настоящий!) может куда-то деваться…

Яшка — Белый шарик — потратил немалую порцию звездной энергии, чтобы остановить плач. Остановил. Но унять слезы — не значит унять печаль.

— Тебе легче, раз ты знал. А я не думал, что все вот так… Свалилось как-то…

— Ну, ничего, не горюй… — через силу проговорил Стасик. Он боялся, что Яшка разревется опять. Тогда и сам он… А какой смысл в слезах, если расставание все равно неизбежно?

Горькую науку переживать несчастья земные мальчики изучают рано и знают ее, видимо, лучше, чем звезды…

Теперь ожидание разлуки уже тяготило обоих.

— Прямо сейчас уходишь? — неловко спросил Стасик.

Яшка рывком встал.

— Надо. Я честное слово дал.

Они вышли из домика на двор. Яшка насупленно умылся у рукомойника. Неуверенно спросил:

— Проводишь до берега?

— Пошли, — отозвался Стасик почти беззаботно.

Эта нотка нарочитой беззаботности словно задала тон их последней прогулке. Они пошли по Банному логу уже без всяких разговоров о прощании. Стасик насвистывал. Яшка снял сандалии и похлопывал ими по штанам. Приятно было идти босиком по гранитным теплым плитам, по щекочущей траве, по мягкой пыли тропинок. Даже когда острые камешки вдавливались в ступни, все равно приятно. Потому что все это последний раз — весь Банный лог с его поворотами, лесенками, канавами, мостиками, с шепотом листьев на рябинах и тополях, с косо выпирающими на дорогу домами, с неугомонными воробьями среди чердачных будок, узорных дымников, карнизов и водосточных труб. С этой вот серой кошкой, дремлющей на перевернутой лодке (погладить, что ли? нет, не надо…).

И с Вильсоном, Вильсоном, Вильсоном, который идет рядом!

Стасик шел и насвистывал. Спокойно так…

Ну и хорошо, что спокойно. Может, не так уж и нужен Стасику Яшка. Ежики пережил разлуку, Стасик тоже переживет. Заведет новых друзей. Он уже не тот, что зимой и весной. Смелее стал, решительней, крепче. Проживет и без Яшки.

…Да, но ведь не в этом дело, нужен Стасику Яшка или нет! Дело в том, что Белому шарику всегда был нужен Вильсон!

«Но Белого шарика не будет! — сказал он себе. — А будет новый большой шар. Тот, в которого я превращусь… Тот, который увидит и узнает чудеса, тайны и сложности миров, неведомые маленьким шарикам. Вспомни, что было в окне…»

И ожидание нового счастья засветилось впереди, повеяло теплым ветром. Яшка посмотрел на Стасика виновато: неловко стало за этот прилив радости.

Но Стасик по-прежнему посвистывал, поглядывал на облака. И никто не знал, что внутри у него крик и плач. Ох, выдержать бы… И когда уже стало совсем невмочь, пришел на помощь дождик. Он посыпался из маленькой, как мочалка, тучки, пробегавшей над Банным логом.

Ни Яшка, ни Стасик не стали прятаться. Шли так же, только лица запрокинули навстречу каплям. Дождик тут же промчался, заблестели мокрые плиты, лужицы и листья.

«Последний дождик…»

Навстречу Яшке и Стасику двигался вприпрыжку маленький Вовка Пантюхин, гнал проволочной каталкой бочоночный обруч. Стриженная под машинку желтая Вовкина голова искрилась. Был он в новой синей матроске (небось для школы купили, а он в ней по улице носится, обормот).