Судя по всему, компания работала. Давала представление для столпившихся зрителей.
Уповая на свою «маскировку» (и надев еще темные пластмассовые очки), Генчик пробрался поближе.
Главным артистом оказался… Шкурик. Мальчишки в свитерах держали натянутую веревку, а Шкурик на ней акробат-ничал. Ухватившись черными ручками, он вертелся на ней как макака! А потом даже прогулялся по веревке на задних лапках. После этого он потанцевал на асфальте — под губную гармошку, на которой пиликал Буся.
Зрители аплодировали. Пятеро мальчишек деловито перекликались. Из этой переклички Генчик узнал, что круглого так и зовут — Круглый. Тех, в одинаковых свитерах, — Миха и Гоха. А насупленного — разумеется, Бычок.
Бычок один из всех был молчалив. Без слов обходил зрителей и протягивал перевернутую соломенную шляпу. Кое-кто бросал в нее бумажки и монетки.
— Дамы и господа, граждане и товарищи, мадамы и месье! — беззастенчиво голосил Буся. — Проявите щедрость и уделите немножко ваших дивидендов на пропитание талантливого шкыдленка! Он с малого возраста остался без мамы и папы и должен зарабатывать трудовой хлеб собственным артистическим трудом!
Одна пухлая дама дернула плечами и заявила на всю площадь:
— Фу, какая гадость! Крысиный цирк!
Дама была неприятна, однако со словами ее Генчик вполне согласился. И попятился за чужие спины, когда Буся оказался поблизости. При этом Генчик уронил очки и шарить под ногами толпы не решился. Наплевать. Все равно они старые, треснутые…
2
Это был третий день работы Генчика над моделью. Ванты на бригантине «Я больше не буду» почти все уже были со ступеньками — с выбленками. Оставалось совсем немного — на вантах у фор-брам-стеньги (Генчик уже знал, что это такое).
Можно было не торопиться. Генчик с удовольствием потоптался босыми ступнями на прохладных половицах, подошел к «той самой» двери.
— Можно я еще немного посмотрю капитанские вещи?
— Сколько угодно! Смотри и трогай все, что хочешь!
Генчик взял с подоконника тяжелый пистолет.
— Зоя Ипполитовна! А можно я попробую выстрелить?
— Да ведь резинки-то нет!
— Я принес.
— Тогда стреляй на здоровье. Только не по экспонатам. И не по стеклам…
Генчик вытащил из кармана резинку — ту, что подарил вчера Карасик. Сделал из нее тугую петлю, надел на пистолет. Оттянул ударник, надавил спуск. Пистолет звонко и охотно щелкнул — будто был сделан лишь вчера, а не лежал без дела полторы сотни лет!
В кармане у Генчика была горсть сухого гороха, специально добытая из маминых припасов. Но оказалось, что трубка узкая, в нее входят лишь самые мелкие горошины. Генчик выбрал только с десяток подходящих.
Он вкатил одну горошину в ствол. Опять оттянул головку ударника. Направил пистолет в открытое окно. Там среди веток был виден верхний край поленницы. На ней стояла мятая консервная банка.
— Зоя Ипполитовна, можно я сшибу эту жестянку?
— Попробуй… Вообще-то из нее пьет Варвара, это бродячая кошка. Очень независимая особа, которая иногда заходит ко мне на двор, я ее подкармливаю… Генчик, если собьешь, поставь обратно. А ты надеешься попасть?
— Я постараюсь.
— Ну, постарайся… — Она, конечно, не верила, что Генчик попадет.
Он и сам не очень верил. Но вдруг получится?.. Генчик прицелился, положив длинный ствол на локоть левой руки.
Щелк! Банка со звоном улетела за поленья.
— О! Да ты прямо как Сильвио из повести «Выстрел»!
Генчик со скромной важностью дунул в ствол, хотя, конечно, там не было порохового дыма. И решил пока больше не стрелять. Второй раз едва ли так повезет, и портить впечатление не хотелось.
С видом знатока он сообщил:
— Меткая система. Потому что ствол длинный…
Да, оружие было такое замечательное, что Генчик не расстался с ним даже на время такелажной работы. Сидел у стола, а тяжелый пистолет держал на коленях. На всякий случай заряженный.
Генчик проворно вязал на верхних вантах выбленки, а хозяйка прибиралась в соседней комнате, где коллекция. То ли она случайно задела колокол, то ли качнула нарочно — он звякнул.
— Зоя Ипполитовна! Вы сперва говорили, что это колокол с бригантины! — вспомнил Генчик. — А потом сказали, что его завела в доме мисс Кноп… перинг. Для воспитания…
— Все верно! — громко сообщила Зоя Ипполитовна в открытую дверь. — Сперва он висел у Фомушки в детской, а потом перекочевал на судно… Только это случилось не сразу… Прежде чем у Томаса Сундуккера появился свой парусник, ему пришлось хлебнуть немало приключений…
— Расскажите! Ну пожалуйста…
— Ох. Если подробно рассказывать, на это не один день уйдет.
— Ну, пусть не подробно! Хоть чуть-чуть…
— Получилось так, что, поплавав на английских судах, Фома нанялся матросом на американский пароход. Очень уж хотелось побывать в Новом Свете. Посмотреть прерии, индейцев, бизонов и Ниагарский водопад…
Но увидел он совсем другое. В то время в Америке была в разгаре Гражданская война, северяне воевали с южанами, боролись за отмену рабства. Фома, конечно, тоже был против рабства и решил, что северянам надо помочь… Он побывал в разных переделках. Участвовал в нескольких сражениях, когда служил матросом на военном пароходе. Особенно крупной была битва с крейсерскими судами южан — «Алабамой» и «Сэмтером». «Алабама» тогда чуть не пошла ко дну… Фома отличился тем, что спас мальчишку-негра. Это был маленький раб капитана «Алабамы». Во время боя он решил сбежать к северянам и бросился в воду, прихватив надутый мешок из просмоленной парусины. В мешок попала пуля, негритенок стал тонуть недалеко от парохода северян. И Фома кинулся за борт — на выручку. Вытащил беднягу… Где-то у меня была вырезка из американской газеты тех времен. С рисунком: отважный молодой Томас Джон Сундуккер и спасенный им темнокожий мальчик… За это дело Фоме даже дали медаль…
А потом война кончилась, рабство отменили, и Фома вернулся в Россию. Для этого он попросился на русский корвет «Варяг». В то время в Нью-Йорк заходила российская эскадра — этакий политический демарш, чтобы поддержать северян в их справедливой войне. Офицеры «Варяга», услыхав о приключениях юного земляка, взяли его на корабль, хотя это и противоречило уставу. И поплыл он на родину то ли пассажиром, толи матросом-вольноопределяющимся. И по пути набирался новых морских знаний…
Конечно, Фома побывал дома, поудивлял отца, мисс Кнопперинг и старшего брата рассказами о своих похождениях, а затем уехал в Керчь и поступил там в мореходные классы. Под именем Томаса Сундуккера. Потому что именно на это имя были у него все бумаги, которые подтверждали его матросский и штурманский опыт.
Окончив классы, получил Томас Сундуккер штурманское свидетельство и какое-то время ходил помощником капитана то на пароходах, то на парусных судах. В том числе и на знаменитых чайных клиперах — в их дальних рейсах из Китая и Австралии в Европу.