Я тебя никогда не забуду - читать онлайн книгу. Автор: Анна и Сергей Литвиновы cтр.№ 20

Однажды мы встретились днем – я сбежал с лекций, она сказала, что у нее выходной…

Я пригласил ее в кафе «Московское» на улице Горького. Мне удалось ее подпоить. Коктейль «шампань – коблер» – хорошее средство для того, чтобы снять с девушки самозащиту. И я наконец-то смог затащить ее к себе домой. Там у меня была припасена еще одна бутылка игристого полусладкого.

Наташа сильно опьянела и покорно позволила себя раздеть и прошептала только: «Я тебя сильно разочарую». И она впервые мне отдалась – безразлично, безучастно.

Только после, уже закурив, я вдруг понял: она не девушка.

Она закрыла лицо руками, а потом с вызовом спросила:

– Разочарован?

– Не знаю.

– Почему тогда молчишь?

– А что я должен говорить?

– Хоть что-то. Не знаю.

– Что ж, спасибо. Кто-то сделал эту работу за меня.

Она хлестнула меня рукой по щеке, потом заплакала.

– Ох, прости, прости… – проговорила она сквозь слезы.

Я обнял ее. Меня пронзил чудовищный всплеск ревности и жалости.

И я снова стал целовать ее…

Потом она попросила у меня сигарету.

– Ты ж не куришь?

Но она затянулась моим пижонским молдавским «Мальборо» (рубль пачка) и твердо сказала. Твердо, но сбивчиво. И не очень понятно:

– Я не буду перед тобой оправдываться. Я ни в чем не виновата. Так уж случилось. Мне было очень плохо. И ни о чем меня не спрашивай. Но ничего подобного не повторится, слышишь? Хочешь, люби меня, какая я есть.

Последние слова она произнесла шепотом, и я потянулся ее снова обнять, но объятия наши теперь были дежурными и холодными.

Жизнь упала как зарница,

Как в стакан воды ресница…

Когда-то, переписывая на мелованную бумагу стихи Мандельштама, я не понимал смысла многих. Например, что значит: «Упала как зарница»? И только теперь, когда тебе под пятьдесят, понимаешь: а то и значит! Жизнь сверкнула где-то на горизонте, как перед ливнем или после, и вот только что, буквально минуту назад, ты стоял перед нею веселый, упругий, румяный, и у тебя все еще было впереди – но, не успеешь моргнуть – ты уж морщинистый, седоватый, с залысинами, коронками и лишними кило… А главное – тогда ты чего-то ждал, а теперь тебе осталось только вспоминать…

Чтобы избавиться от дурацких мыслей, я взялся за рукопись майора Аристова. Молодцы издатели и Сашенька, что подсунули мне его мемуары!..

Преступление-3

Меня вызвал начальник, полковник Борис Аркадьевич Любимов. Он же в просторечии и за глаза – «полкан», «Люба» или «Аркадьич». По тому, что к нашему начальнику пристало большое количество кличек, и все они, в общем, звучали беззлобно («полкан» – от полковника, а не от собачьего имени), вы можете заключить, что он пользовался среди подчиненных доверием и авторитетом – и, пожалуй, не ошибетесь.

Аркадьич попросил меня доложить по ограблению в Люберцах. Мне было что рассказать, и я даже с воодушевлением поведал ему о допросе потерпевших – мужа и жены Степанцовых. Я сделал акцент на том, что уже определены подозреваемые: юная парочка в джинсах на «Москвиче-2141» (рыжекудрую шалаву звать вроде бы Лера, ее подельника Виктор). Далее я заметил, что, возможно, есть связь этого дела с поджогом в Травяном: «Обе жертвы, и люберецкая Маргарита Сергеевна, и Полина Ивановна из Травяного еще недавно работали вместе в универмаге «Столица».

Доклад мой полковник до сих пор слушал не слишком внимательно, все листал свои бумаги, а тут вдруг оживился:

– Думаешь, взялись бомбить торгашей?

– Не исключено.

– Хотя на серию явно не тянет… Может, случайность… Но все равно надо поработать в кадрах – где там, говоришь, обе потерпевшие пересекались?

– В универмаге «Столица».

– Во-во. Может, там как раз трудится наводчик или наводчица. И обеих потерпевших надо еще раз опросить – на предмет наличия криминального элемента в их окружении.

Удивительной все-таки бывает способность командиров приказывать с важным видом именно то, что ты и сам безо всяких указивок наметил делать.

– Хорошо, Борис Аркадьич.

Но как-то чувствовалось с самого начала нашего разговора: не только, ох, не только люберецкое дело, да и травяное тоже, занимают сегодня полковника. И вызвал он меня не только за тем, чтоб выслушать мой отчет. В подтверждение Аркадьич вдруг, словно бы между прочим, спросил:

– Слушай, ты такого майора, Эдуарда Верного, из московского городского ОБХСС, знаешь?

– Знаю, – без энтузиазма ответствовал я.

Пару лет назад мы с этим Верным познакомились на отдыхе в «Москвиче», нашем ведомственном санатории. Сгоняли несколько партий на бильярде, даже в баньке попарились и коньячку выпили (по его инициативе). Однако майор мне не слишком понравился. Скользкий он был какой-то. Сильно себе на уме. И говорил все время с неким подвывертом – многозначительно, будто знает о событиях и людях гораздо больше, чем может сказать. Будто у него какие-то особые источники информации есть, чуть не из самых верхов.

Не слишком люблю я подобных типов. Поэтому, честно говоря, вздохнул свободней, когда через три дня нашей вынужденной (для меня) дружбы путевка у Верного закончилась и он отбыл.

– Верный тебя тоже знает, – с лукавинкой молвил полковник. – Больше того, сообщу по секрету: именно он просил, чтоб ты расследовал дело об ограблении в Люберцах. Аристов, сказал он мне, ваш лучший сыскарь, пусть он это дело себе возьмет.

– Довольно странно.

– Почему?

– Мы с ним не друзья.

В нашем деле, как совершенно справедливо замечал вождь мирового пролетариата, очень важно вовремя размежеваться.

– Может, Верный и впрямь считает, – с прежней лукавинкой-хитринкой заявил Аркадьич, – что ты лучший сыщик в нашем управлении.

– Мне тоже эта мысль часто приходит в голову, – кивнул я.

– От скромности ты, майор, явно не умрешь.

– А что за интерес у Верного в люберецком деле, если не секрет?

– Не знаю. Может, потерпевшая – его родственница. Сестра, например, – полковник неожиданно подмигнул, – двоюродная. А может, она, скажем, его агент.

– Или он сам эту Степанцову разрабатывает по своим делам?

– Возможно. Но я тебя, Павел Савельич, не про это вызвал. – Полковник замялся, он определенно чувствовал неловкость. Наш «полкан» – чуткий и совестливый человек.