Ледяное сердце не болит - читать онлайн книгу. Автор: Анна и Сергей Литвиновы cтр.№ 48

Дима вышел на «Улице 1905 года» и под студеным ветром пошел к редакции. Чтобы не околеть, пришлось и шапку надеть, и шарфом замотаться, и дубленку застегнуть. «И все-таки, – подумал Дима, – все эти ходы так тривиальны… А нужно какое-то озарение, вдохновение, взрыв! Времени у меня нет, времени! Не могу я сейчас спокойно обзванивать людей и выяснять у них подробности их частной жизни…»

Опять внутри появилось поганое чувство, оттого что Надя в опасности, время идет, а он не может ей помочь – просто не знает, как.

Как только Надя услыхала шум машины и поняла, что похититель опять куда-то уезжает, она сразу почувствовала, как отпускает напряжение внутри ее. Ее собранность и готовность к бою были столь сильны, что, когда нужда в них отпала, Надя даже заплакала.

Она лежала и плакала и не стирала слез. Надя подготовила орудия, чтобы схватиться с садистом, – но она до сих пор не знала, есть ли в ее арсенале самая главная для драки составляющая: готовность драться. Она вообще росла спокойной девочкой. И не припоминала, чтобы когда-нибудь в жизни дралась. Разве что в раннем детстве, когда они, еще в Питере, в шутку боролись с другом детства Полуяновым. Димочка – все-таки на четыре года старше! – всегда побеждал. А чтобы по-настоящему… Она даже мужчин никогда по щекам не лупила. Все ее поклонники (до Полуянова) какими-то задохликами были и особых поводов, чтобы влепить им пощечину, не подавали. А Дима пока тоже вел себя практически безупречно.

Если бы похититель вдруг стал домогаться Надю как женщину – тогда бы ей было легче ударить его. Или даже убить. Но он был какой-то… Словно и не мужчина вовсе. Словно робот. Он, этот садист (чувствовала Надя), никаких по отношению к женщинам сексуальных эмоций не испытывает. Это и в жестах, и в словах, и в фигуре его читалось.

«Может, он гомосексуалист?» – спросила она себя. И сама же себе ответила: «Запросто!» Но тогда у него должен быть партнер: сообщник или любовник. А если их двое, дела обстоят еще паскуднее.

«Или, может, с его партнером что-то случилось? – начала фантазировать Надежда. – Его убили, или посадили, или он от СПИДа умер? И теперь оставшийся в живых мстит за него – всем женщинам подряд?..»

Гадать и придумывать можно было сколько угодно. От этого положение Нади никак не могло перемениться к лучшему. И как бы она ни убегала от страшной реальности, против воли в мозгу блеснула мысль: «Мою соседку маньяк уже, похоже, замучил насмерть. И теперь повез хоронить ее тело. Значит, я – следующая на очереди».

От этой мысли холодел позвоночник.

И, стало быть, у нее не оставалось иного выхода, кроме как драться.

* * *

Кай выехал из Гостиницы, когда уже стало очевидно: зимний день прошел безвозвратно. Солнце собиралось вот-вот упасть за ели леса.

По заснеженным улицам поселка он выехал на дорогу. То была второстепенная трасса, соединявшая между собой несколько подмосковных населенных пунктов и пару воинских частей. Машины шли в один ряд в каждую из сторон, их разделяла сплошная полоса. Сюда то и дело приезжали в поисках легкой охоты гаишники. Они штрафовали лихачей, обгоняющих медлительные грузовики или автобусы. Каю были совершенно ни к чему разборки с ГИБДД, поэтому он тащился, как послушный мальчик, в колонне машин. Перед самым поворотом на проселок и вправду стояли гаишники.

Кай свернул прямо перед ними в сторону леса. Они проводили белый «Транзит» профессионально внимательными взглядами, однако останавливать не стали. Видимо, никто – никакой Полуянов! – не подал на машину в розыск.

Однако от соседства ментов Кая мгновенно аж в пот бросило. Хорош бы он был, если б они его тормознули-с расчлененным трупом в фургоне.

Дорога шла в сторону леса. За два года он все здешние окрестности изъездил на авто, а пуще на велосипеде. Когда-то проселок предназначался для нужд военных: широкий, с добротной бетонной основой. Но не ремонтировали дорогу с тех пор, как армия перестала быть главным приоритетом России. То есть – уже лет двадцать. (И, видимо, никогда больше ее чинить не будут.) В бетоне образовались огромные ямы, сейчас присыпанные снежком.

«Форд» на первой передаче переваливался по колдобинам. Заходящее солнце сделало весь пейзаж красно-белым. И еще черным – из-за стены леса, видневшейся там, где кончалась дорога.

Кай проехал мачту сотовой связи. За ней за бетонным забором располагался лакокрасочный заводик. В бывшей церкви – без куполов и колокольни – находилось заводоуправление. От завода попахивало химикатами. Жаль, что у Кая нет под рукой цистерны чистой соляной кислоты – чтобы растворять трупы без следа.

На автобусной остановке ждали транспорт две закутанные женские фигуры. Они проводили «Транзит» взглядами. Теперь, если их спросят, они скажут, что мимо проезжал белый фургон. Но кто и почему их будет спрашивать?

За заводом военная дорога круто ушла налево. Кай свернул направо, к лесу. Здесь, наверно, раз или два за зиму прошел грейдер. Поэтому фургон, цепляясь за наст шипами, легко скользил по дороге.

Затем зимник пошел вдоль линии электропередачи. Кай разогнался до шестидесяти. Справа мелькала полоса леса. Слева тянулись опоры ЛЭП с натянутыми между ними проводами. Воздух становился сумеречнее, и чем дальше фургон удалялся от жилья, тем, казалось, стремительней темнело.

Наконец дорога кончилась. Точнее, она повернула в лес, но путь автомобилю преграждали бетонные надолбы. Избитая, погнутая варварами металлическая доска извещала, что впереди госзаказник, въезд на автотранспорте и разведение костров категорически запрещены.

Кай остановился. Заглушил движок. Выпрыгнул из машины. Далеко-далеко, в серой морозной дымке виднелись обезглавленная церковь и забор лакокрасочного завода. В абсолютной тишине слегка потрескивала разрядами линия электропередачи.

Он открыл заднюю дверь фургона и достал оттуда две лопаты: одну – для уборки снега и вторую – штыковую. Затем вывалил из машины первый мешок – джутовый, снизу весь промокший от крови. Этот, где лежали руки и голова Марии, следовало спрятать тщательней всего. Чтобы никто не смог случайно наткнуться на него и установить личность убитой.

В правую руку Кай взял мешок, в левую – обе лопаты. Вошел в лес. Он проваливался в снег по колено, а то и выше. Наконец он зашел в чащу так, что перестал видеть машину и просеку. Бросил мешок и принялся копать. Сначала на площади примерно два на два метра он отбросил снег и докопался до морозной земли. Затем стал взрывать грунт штыковой лопатой. Почва совершенно промерзла. Лопата ее практически не брала. Приходилось бить сверху штыком. Кай пожалел, что не взял с собой лома. Он распарился, снял куртку и бросил ее на снег.

Наконец ему удалось вырыть яму глубиной сантиметров тридцать. Он бросил туда мешок с частью останков Бахаревой. Сверху забросал землей. «И никто не узнает, где могилка твоя», – ухмыльнулся он. Мини-курганчик закидал снегом.