– Не яйцеклетку, а яйцеклетки, – поправил доктор. – У тебя, судя по всему, их много было. Порядка двадцати.
– А откуда ж столько взялось? – не поняла Лера. – Это если б… ну, если бы я с мужчиной… – у меня бы двадцатирня родилась?
– Нет, – улыбнулся доктор. – Двадцатирню выносить невозможно. И обычно у женщин естественным путем больше трех яйцеклеток не созревает. Четыре, пять, шесть – это очень редкие случаи. Тебе же их специально выращивали.
– Это как?
– Уколы в той клинике врач назначал?
– Ага.
– Названия препаратов не помнишь?
– Нет. Импортные какие-то, не по-русски…
– Ну, вот, похоже, это они и были. Специальные препараты для стимуляции твоих яичников. Чтобы у тебя не одна, не две – а много яйцеклеток созрело. Из-за этого сейчас живот и болит. Слишком большая нагрузка организму, когда вместо одной-двух – целых двадцать яйцеклеток вырастает. Вот и получилось небольшое осложнение. Но это мы, повторяю, легко устраним. Капельница и витамины, все очень просто. Ну, как? Понятно тебе?
– Да… – вздохнула Лерочка. И жалобно взглянула на доктора: – А что же мне теперь делать?
– Да ничего, – пожал плечами врач. – Сейчас пойдешь в процедурный, полежишь полчасика с капельницей. А потом – домой и…
– Нет, вы не поняли, – перебила она. – Эта клиника, которая у меня яйцеклетки украла… клиника доктора Блохиной… Что ж им, с рук такое спускать?
– Это, Лерочка, уже вопрос не ко мне, – посуровел врач.
– На них, сволочей, в суд надо подать! Как вы думаете, можно?
– Ты уж сама решай, – твердо ответил доктор. – А лучше – с мамой посоветуйся.
– Нет, только не с мамой! – испугалась Лера. – Вы мне сами скажите: если я в суд подам, шансы есть?
– Есть, – кивнул врач.
– Супер! – воскликнула девушка. – Тогда я им такой иск вчиню, мало не покажется! Миллионов на двадцать!
– Дело твое.
– А что вас смущает? – не поняла Лера.
– Ты кем хочешь быть? – неожиданно сменил тему доктор.
– Фотомоделью. И актрисой.
– Я так и понял, – улыбнулся он. – Мечтаешь «делать заголовки»? «Известная фотомодель опять победила в мировом конкурсе»?
– Ну, вроде того… – расплылась Лерочка.
– А если будет суд, заголовки пойдут другие: «У известной фотомодели похищены яйцеклетки». «Над звездой шоу-бизнеса поставлен чудовищный эксперимент». И показания давать придется. На публике. И экспертизу медицинскую проходить. Тебе это нужно?
Леру передернуло:
– Ох, нет!
– Вот поэтому я и говорю: не спеши. Подумай. Все «за» и «против» взвесь. С близкими посоветуйся. И только потом – решай. А медицинское заключение со всеми результатами мы тебе выдадим.
Черкашин
Дату двадцать пятое февраля он обвел в своем ежедневнике красным овалом.
Двадцать пятого февраля Андрея Борисовича Черкашина познакомили с Соней Перепелицыной. Очаровательной, юной, взбалмошной. Свеженькой, трогательной, ершистой… Соня в тот день участвовала в показе свадебных платьев. Вместе с еще десятком манекенщиц она кружилась по подиуму, жеманно прижимала к груди букет из орхидей, небрежным жестом поправляла подол… И такая это была поразительная картинка: нежная пена кружев, розовое, невинное личико, трепетные локоны – и страстный, дерзкий не по годам взгляд.
Любви меж ними не вспыхнуло. Черкашин для сильных чувств был очень не молод – Соня же, наоборот, – для истинной страсти оказалась слишком юна. Но захотел Андрей Борисович девчонку до кипения, всеми фибрами, всем существом. И, разумеется, ее получил – Марат Макарский, менеджер красавицы, оказался человеком понимающим и дельным. Не чинясь, назвал цену. Черкашин (он никогда не покупал с первого предложения) взял тайм-аут. Навел по своим каналам справки, установил – проблем с Сонечкой возникнуть не должно. Родители у девочки пьющие, моралью дочери не озабочены – наоборот, с Марата проценты от сделок получают. Сама же модель, хоть и тщеславна, и ждет, как все юные создания, принца на белом коне, то есть с поправкой на двадцать первый век, миллионера на «Ламборжини», – до поры, пока отпрыска благородной крови в ее жизни не появилось, охотно встречается с кавалерами попроще. Причем молодняком – как правило, бедным и наглым – брезгует. Предпочитает мужчин в возрасте – чтобы и подарки получать подороже, и в постели кувыркаться не сутками, а исходя из потребностей предпенсионного возраста.
В общем, девочка Черкашина устроила. По всем статьям. И они с Маратом Макарским ударили по рукам. Менеджер хапнул, во-первых, разовый платеж в размере двух тысяч американских долларов. А во-вторых, они с Черкашиным договорились, что тот, при хорошем Сонькином поведении, будет выплачивать Марату еще по пятьсот долларов ежемесячно. Под хорошим поведением подразумевалось: встречи по первому требованию, качественный секс (если надо, на выезде, с ночевками) и полная конфиденциальность.
И до поры все шло замечательно, хотя Сонечка, при ближайшем рассмотрении, оказалась слишком уж цепкой. И хваткой не по годам. По крайней мере, тысячи долларов, которую Андрей Борисович планировал тратить на ежемесячные подарки, вечно не хватало. И капризы у деточки обнаружились вполне барские, совсем не под стать простецкому происхождению – то икры ей подай, то сасими закажи посреди глухой ночи, то машину научи водить, да не простую, а обязательно с коробкой-автоматом. Да еще и поклонник, патлатый и прыщавый Илюша, у красной девицы объявился.
К тому же малышка в дела пыталась лезть и советы – в шестнадцать-то лет! – осмеливалась давать. И идеи безумные ее посещали – утверждала, например, что он друга детства, Димку Зырянина, отравил.
Но все эти мелочи с лихвой искупались. Юным, упругим телом. Пухлыми, жаркими губами. Налитой грудью. Стройными ножками от пупа. И, когда Сонька прижималась к нему, опаляла дыханием, хрипло шептала: «Ну, папуля, поцелуй свою деточку!» – он забывал обо всем. О многочисленных диагнозах в своей медицинской карте, о казино с его вечными проблемами. О жене. О деловых встречах. (Впрочем, в его-то пятьдесят семь только гордиться можно – что опаздываешь на переговоры из-за того, что потерял счет времени в момент шикарного, страстного секса.)
Иногда, на досуге, Андрей Борисович прикидывал – при каких обстоятельствах Сонечка из его жизни уйдет? (А в том, что уйдет, – сомнений не было, он с самого начала понимал, что девочка, яркая птичка, рядом с ним долго не продержится.) Как, интересно, это случится? Он выгонит ее – когда малышка в очередной раз изведет его своими капризами? Или застанет в постели с таким же, как она, юным и наглым? Или же – девчонка убежит сама?
…Но Соня ушла гораздо раньше, чем он предполагал. Быстро, очень быстро. Нелепым, страшным, неожиданным образом. В своей смерти деточка оказалась виновата сама. Слишком была шустра, слишком неуемна, слишком глазаста.