– Дорогую? – фыркнула светловолосая эльфа, с иронией глядя на меня и Леля. – Белек, моя пушистая прелесть, не обманывайся. Она так, лишь замена… подорожник для души. И твои желания тоже были иными, ты лишь хотел ко мне вернуться.
– Ты безумна, – покачал головой Мастер. – И сейчас это не вызывает во мне ничего, кроме усталости и желания наконец-то со всем покончить. Никакой жажды растянуть прелесть момента… даже обидно.
– Да? – Она с усилием подняла руку и коснулась его щеки.
– Да…
– Слабак, – вдруг пренебрежительно фыркнула Серебрянка. – Никчемный слабак, такой же, как и остальные. Тебя даже должность Мастера не сделала более твердым. Ты и раньше убивал быстро и максимально безболезненно! Ты никогда не мог оценить красоту смерти, красоту агонии!
В лучах луны сверкнуло лезвие ножа, зажатое в тонкой руке, и я вскрикнула, с ужасом глядя, как оно вонзается в грудь беспечно улыбавшегося Лельера.
Время словно застыло.
Миг – молниеносное движение руки с острыми когтями, и на груди Серебрянки расплывается багровое пятно, стекает по подбородку кровь из закушенной губы, и не прерывается контакт глаза в глаза.
Я вспомнила фразу Госпожи.
Эстетика отвратительного.
Это была именно она.
Высокий, сильный мужчина в белом медленно выламывает сердце из грудины женщины, которая из оставшихся сил цепляется за рукоять ножа.
Тонкий стан, выгнутый в последнем движении, волосы, рассыпавшиеся по груди, пропитывающиеся ее кровью. Все, как он хотел, не так ли?
Но какой ценой?!
Словно со стороны я видела, как бешено бьюсь в руках с трудом удерживающего меня Феликса. Когда он меня наконец отпустил, я, забыв о собственных ранах и былом страхе, подбежала к Лелю, упала на колени рядом и трясущимися руками коснулась рукоятки ножа, понимая, что вытаскивать вроде как нельзя, но… но надо же что-то сделать!!!
– Юлька, – задыхаясь, тихо проговорил Мастер Хин. – Юлька, не реви…
И правда… Слезы по щекам, истерические всхлипывания, дрожащие руки.
– Я… Лель! Лель, потерпи сейчас, сейчас все решат и помогут.
– Уже не помогут. Уже все.
– Как это – все?! Не неси ерунду, тебе еще страдать и раскаиваться за свои поступки!
– Обязательно, – бледно улыбнулся он. – Но ты меня простишь?
– Уже, дурак, – судорожно всхлипывала я.
– Ну и чудно. А теперь, Юля, мне нужна твоя помощь. Надо вытащить нож.
– Но ты же умрешь, – словно отупев, пробормотала я.
– Да, – покладисто согласился феникс. – Но так надо.
– Лель… – Я замолкла, так как на мои кисти легли его ладони, положили их на рукоятку и, резко сжав мои пальцы, дернули.
Я задыхалась от ужаса, глядя, как закатываются глаза друга и расплывается на губах умиротворенная улыбка.
– Лель… – как заведенная повторяла я, раскачиваясь над его телом с ножом в руках. – Лельер… боже, но нельзя же так? Нельзя…
– Юля. – На мои вздрогнувшие плечи легли ладони Кика. – Нам надо отойти.
– Я никуда от него не пойду, – упрямо помотала головой, неосознанно теребя рукав его рубашки и не собираясь отпускать. В голове была безнадежная пустота и оцепенение.
– Ю-у-уль… он сейчас сгорит – надо отойти.
– Кик, он умер. Почему… как?!
– Юлька, горе мое… – Болотник развернул меня к себе, вытер слезы и четко, по слогам произнес: – Умер. Но это не конец. Сейчас наша птичка сгорит, из пепла появится яйцо, а из яйца птенчик. Когда птенчик подрастет, у нас будет новый Лель, еще лучше прежнего.
– Феникс, – эхом повторила я, позволяя себя унести от тела и удивляясь, как сразу не вспомнила про такую занятную деталь его физиологии.
Не успели мы удалиться и на три метра, как позади полыхнуло синее пламя… сжигая тело Лельера, испепеляя останки Серебрянки и половину поляны заодно.
Мы сидели на лавочке, глядя на зарево, и не двигались. Я вцепилась в плечи кикимора и все никак не могла заставить себя разжать пальцы, как и унять всхлипывания.
Бал стихий получился поистине незабываемый.
Я вздохнула и тихо сказала:
– В фильмах в такие моменты появляется надпись «Конец». Это называется «открытый финал».
– Почему открытый? – удивился Кик. – Все же понятно. Злодеи побеждены, любовь торжествует… друга, вот как земля остынет, непременно отскребем! Подарю Лелю вторую урну с его прахом. Пусть коллекционирует.
– Злые у тебя шутки.
– Какие друзья, такие и шутки.
Мы еще немного помолчали, и я вдруг спросила:
– Наша сказка закончилась?
– Как и все нормальные сказки, – хмыкнул Феликс, прижимая меня к себе. – Кровь, трупы и двое влюбленных уходят в… правда, в нашем случае – в рассвет.
– Думаю, такое несоответствие я переживу.
– Ну и чудно. Тем более что у нас впереди еще много не учтенного сказочным сценарием. Налаживание отношений с отчимом и тещей, ухаживания и то, что я наконец-то уговорю тебя выйти за меня замуж. А потом свадьба! По всем болотным традициям! И не меньше трех жабонят через пару лет!
– На трех, да еще и через пару лет я морально не готова.
– Мы это обсудим во время брачной ночи. Поверь, я подготовлю доводы и аргументы. Ты ведь выйдешь за меня замуж? Учти, так как семейное кольцо я все же достал – возражения не принимаются!
Я посмотрела на бессовестного жабниха, который спустя какое-то время непременно станет жабмужем, и поцеловала его.
– Да!
* * *
Мы вернулись в Малахит тем же утром.
Овеянные скандалом, в обнимку с его виновником. Если конкретизировать, то с яйцом обнималась только я, но это не суть. Как ни странно, встречал нас Шадир. Он грустно посмотрел на меня, потом на завернутое в ткань белоснежное яйцо, тяжко вздохнул и, посмотрев на Кика, сказал, чтобы отчеты по Аквамарину были у него в кабинете через час. Вместе с прогнозом о том, что нам будет за Серебрянку.
Я подобрала челюсть, глядя на удаляющегося ушастого забавного рыжика, а вернее, на его тень… тень не была тенью человеческого существа. По пятам Шадира вился гигантский змей.
– Ничего, что я на колени не падала и почтение не выражала? – робко спросила я у Смерти и Кика.
– Думаю, он переживет. – Лар улыбнулся одними уголками губ.
Яйцо треснуло через несколько дней, и из него вылупился маленький белый птенчик. Первые минут пять я искренне считала его милым, но Лель есть Лель в любой ипостаси. Более непоседливого, наглого и обаятельного создания я не встречала.
Птенцом я, Кик и все домашние наслаждались ровно неделю, пока тот не полыхнул синим пламенем, спалив нашу лучшую гостиную и пришедшего с визитом и посланием от моей мамы Алзара Золотого.