Ритуал - читать онлайн книгу. Автор: Адам Нэвилл cтр.№ 8

Люк повернулся.

– Пошли вниз.

– Фил был прав. Это кровать.

– Не пудри мозги.

Хатч покачал головой.

– Я видел такие в музее жилищного строительства в Скансене. В свой первый приезд. А еще в Норвегии. Раньше эти маленькие деревянные кровати встраивали в комнаты, потом заполняли сеном. Днем накрывали крышкой и превращали в скамейку. Люди в то время, похоже, были маленького роста.

– Кто хотел бы полежать в такой?

– Этот парень, – ухмыльнулся Хатч и посветил фонариком прямо в злобную морду козла.

– Хатч! – позвал Дом снизу. – Хатч!

Хатч кивнул в сторону лестницы.

– Давай. Двигаем отсюда.

Люк боролся с искушением преодолеть всю лестницу в два прыжка.

Позади него вспышка фотоаппарата Хатча осветила чердак.

11

– Не выдумывай, – сказал Дом. После употребления львиной доли «Джека Дэниелса» язык у него заплетался. Они хлебали из пластиковых кружек, съев половину оставшейся еды: последние четыре банки колбасы с фасолью, а до этого первое блюдо – порошковый куриный суп с лапшой. Трапезу каждый закончил двумя глазированными батончиками из овсяных хлопьев. Но этого было недостаточно. Проглотив суп, набив животы горячей фасолью и даже вылизав дочиста миски, чего раньше никто не делал, они остались голодными. Это был самый трудный день, хотя пройдено было меньшее расстояние, чем накануне.

Голые ступни Фила блестели от антисептика. Дом подставил под ногу с распухшим коленом рюкзак Хатча. Боль медленно пульсировала в уставших мышцах, легкие горели от одышки. Стоило развернуть спальные мешки, как усталость камнем навалилась на них. Никогда еще Люк не чувствовал себя таким измученным. Он не знал, что тело может быть таким вялым и тяжелым. Еще одного подобного дня он бы просто не вынес. У Фила и Дома был такой вид, будто этот день их последний.

Еды оставалось еще на день. Немного чайного цвета виски плескалось в маленькой бутылке, которую Дом тащил с собой с самого Елливаре. Предполагалось, что они откроют ее на берегу какого-нибудь удивительного голубого озера, у костра, под розовеющим сумеречным небом. Таков был план.

Люк наблюдал, как Хатч заталкивает последнюю ножку стула в дверцу железной печки, вокруг которой они сгрудились. Он пошевелил в очаге старым деревянным бруском, подняв сноп искр. Все закашляли от вырвавшегося из печи едкого дыма. Труба была почти полностью закрыта. Тлеющие в маленькой печке останки сиденья, давшего основные угли, смогли прогреть лишь часть земляного пола. А потом на смену сквозняку из-под двери и из щелей в полу пришел ночной холод, пахнущий сырой землей и гнилым деревом.

Фил и Дом пустили стул на дрова, несмотря на возражения Люка. У нас что, проблем мало? И он не мог смотреть, как Хатч отправляет в печь четыре распятия. Пока Хатч ломал их на куски, Люк молча надеялся, что ему удастся избежать возможных будущих проблем, вызванных этим актом осквернения.

Хатч смерил Дома неодобрительным взглядом, потом откинулся назад, упершись в колени друга.

– Полегче с выпивкой, Домжа. Тут вообще-то на четверых. Это твой последний глоток. Я почти не пробовал.

Фил задумчиво улыбнулся.

– Нужно оставить последний глоток, чтобы отпраздновать наш выход из леса.

– А я бы не оставлял. Такую хрень можно пить, только если ты промок и замерз. – Казалось, Хатч чего-то недоговаривает. Будто его предчувствия могут оправдаться уже на следующий день.

Все сидели, навалившись на свернутые спальные мешки, брошенные поверх пенопластовых ковриков, расстеленных на грязном полу лачуги, и жадно поглощали горячий воздух, исходящий из крошечной дверцы печи. Наслаждались им даже с риском опалить лица и тяжелеющие веки. Это был первый источник тепла за последние два дня.

Над печкой, на оттяжке палатки, натянутой с помощью четырех гвоздей, некогда удерживавших на стене черепа животных, дымилась в темноте их промокшая одежда: четыре потрепанных толстовки и четыре пары грязных брюк. Водонепроницаемые куртки висели на дальней стене, за их спинами. Вещи из промокших рюкзаков были развешаны по всей комнате на остальных гвоздях, с которых Дом снял все черепа и распятия – еще одна деталь, вызвавшая у Люка непонятное чувство тревоги.

Он почувствовал, как тепло от виски поднялось из живота и ударило в голову. Он был измотан и благодарен за этот буфер временного забвения, или, по крайней мере, его иллюзию.

В успокаивающе мерцающем свете огня, за пределами которого тонули во тьме почерневшие от времени бревенчатые стены, Люк увидел, насколько постарели лица друзей. Его собственное, наверное, выглядело не лучше.

Клочья щетины Дома отливали серебром. У него начала появляться седина. Даже челка была черно-белой. Вокруг глаз появились темные круги, отчего те выглядели постаревшими. У него было трое детей на попечении, плюс крупный ипотечный кредит. О своих нынешних делах он не рассказывал ничего определенного. На расспросы Люка во время их лондонской встречи ответил лишь: «Все отлично. Лучше не бывает». Отсутствие конкретики было, похоже, ключом к разгадке. За исключением пары слов о школе, которыми они с Филом обменялись в первый день их пребывания в Стокгольме, Дом ни разу не упомянул о своей жене. Гейл была костлявой, несчастного вида женщиной, с которой Люк впервые познакомился на свадьбе Хатча.

Что-то случилось. И Люк чувствовал это. Сперва Дом напился в дупель на свадьбе у Хатча, затем ночью перед их отъездом в Швецию, потом – в Стокгольме и, наконец, в Елливаре перед походом. При каждом удобном случае он буквально принуждал других к попойке. На это у Люка и в Лондоне не было средств, уже не говоря о Стокгольме. Он едва наскреб на поход и подозревал, что Хатч предложил кемпинг, чтобы ему не оказаться в пролете. Но несмотря на бахвальство и напористость, Дом был крайне чувствителен. Люк не ошибся. Он помнил со студенчества, как быстро тот ломался после любовных неудач. Они жили все вместе в третьем номере Хэзелуилл Террэйс, в Бирмингеме. Для него это были лучшие годы жизни. Как и для всех, наверное.

До этого похода он не мог припомнить, когда у Фила было такое лицо: не розовое и блестящее, будто его натерли щеткой. Щеки отвисли, а обычно румяное лицо почернело от копоти. Над бровью выгнулась дугой воспаленная царапина. Иногда Фил поднимал руку и трогал ее пальцем с ухоженным ногтем. Его блондинистая шевелюра тоже утратила мальчишеское великолепие. Она была по-прежнему густой, но, взмокшая от пота и дождя, прилипла к черепу. Вокруг рта и глаз Люк заметил темные морщины, похожие на надрезы, сделанные на свежей выпечке.

Во время их встречи в Лондоне Фил почти весь вечер пытался «разогреться». Он появился с кислой миной, его голос был низким и глубоким. Он почти ничего не говорил, пока к десяти вечера все не напились. А еще его живот. Большой и выпячивающийся вперед, он вызвал у Люка легкий шок во время их первой за двенадцать месяцев встречи на свадьбе у Хатча. Пока они все зависали в Лондоне перед походом, он так и не смог привыкнуть к этому пузу. Белое и волосатое, оно проглядывало между пуговиц его растянутой голубой рубашки. А луковицеобразная задница больше напоминала женскую. Хотя все собирались перед походом отправиться в спортзал, Фил с Домом не предприняли ни малейших усилий.