Его апатия - читать онлайн книгу. Автор: Чингиз Абдуллаев cтр.№ 15

— Вы знаете, в чем его обвиняют? — спросил Дронго, не обращая внимание на очень выразительное лицо Голикова, явно не одобрившего последний вопрос.

— Знаю, — кивнула врач, — он, говорят, целую семью зарезал. И девочку… — Она снова тяжело вздохнула: — Здесь всем плохо. И у всех горе: у родственников убитых — свое, у родственников заключенных — свое. Только Бог решает, кого и как наказать. А люди… иногда сами не знают, чего хотят. Я нашим ребятам все время говорю: зачем человека бить, если его все равно на всю жизнь посадят? Это ведь только представить, чего он себя лишил!

И не нам решать, кто виноват. Бог есть, и он все видит. Каждому воздается по делам его.

— Люди не могут полагаться на Бога в таком вопросе, — вставил Андрей Андреевич. — Для этого есть государство и суд.

— Да что суд! — отмахнулась Екатерина Борисовна. — Вы к нам ночью приходите и послушайте, как заключенные в подушку воют. У меня волосы до сих пор дыбом встают. А одна наша санитарка за ночь поседела, когда таких криков наслушалась. Больше, чем сам себя, человека никто наказать не может. Если совести нет, то ему и Бог не поможет. А если совестливый человек, то он после убийств таких и жить не захочет. Вот как я думаю. Ой, простите меня, я должна другие палаты обойти.

— Последний вопрос, — вновь остановил ее Дронго. — Вы не знаете, он болеет чем-нибудь серьезным?

— Воспалением легких болел, когда к нам привезли, — нахмурилась доктор Катя, — и еще у него, кажется, язва желудка. Мне он, правда, на нее не жаловался. Ну и другие болячки, которые у всех бывают. А почему вы спрашиваете?

— Может, у него какая-нибудь более тяжелая болезнь есть, о которой он не сообщил?

— Нет, — ответила врач, чуть подумав. — О какой болезни вы говорите? На сифилис и СПИД мы сразу проверяем. Еще сейчас боятся атипичной пневмонии, но ее у нас, слава тебе Господи, тоже нет. А теперь, извините, я должна бежать.

Доктор Катя заспешила к лестнице. Дронго задумчиво глядел ей вслед. Голиков подошел и встал рядом.

— О какой хронической болезни вы говорите? Думаете, мы можем инсценировать слабоумие? Или временное помешательство? Его уже осматривали психиатры. Когда происходят подобные убийства, адвокаты сразу подают ходатайство о психиатрической экспертизе, и прокуратура в подобных случаях никогда не возражает. Омар Нагиев признан абсолютно вменяемым и отвечающим за свои поступки.

— У меня на уме совсем другое, — признался Дронго. — Его мать умерла в молодом возрасте от онкологии, сестра тоже лечилась от этой болезни. А что, если кто-то узнал о тяжелом заболевании Нагиева и решил его подставить вместо себя? Такое возможно?

— Возможно, — согласился Голиков, — но слишком невероятно.

— Нам еще нужно понять, почему он пошел на столь страшное преступление.

— Он не хочет ни с кем разговаривать, — напомнил Андрей Андреевич, — вы же сами только что убедились. По-моему, сделано вполне достаточно. Я, конечно, подам жалобу, указав на некоторые нестыковки в работе следствия, но, боюсь, это ничего не изменит. Тем более что он сам признался в совершении преступлений и подписал все протоколы допросов.

— Вы видели, как он плакал? — спросил Дронго.

Голиков снял очки и, протерев стекла платком, снова надел их.

— В моей практике были подобные случаи, — тихо сказал он. — Не каждый человек может так вот просто перейти через кровь. Если хотите знать мое мнение, то это как раз свидетельство его вины, а не наоборот. Извините, что вынужден говорить вам такие вещи.

— Нам нужно до конца разобраться, — упрямо повторил Дронго. — Я хочу понять, что произошло.

— Может быть, это нам действительно необходимо, — согласился адвокат. — Но при этом нужно учитывать, что наши действия иногда наталкиваются на непонимание окружающих и приходят в противоречие с их желаниями.

— Кажется, Пифагор говорил, что человек должен делать то, что считает справедливым, что бы о нем ни думали и ни говорили, — вспомнил Дронго. — Мудрый совет.

— Он не хочет ни с кем разговаривать, — напомнил Андрей Андреевич. — А я помню другой мудрый совет: бесполезно искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.

— Если разрешите, я все-таки останусь при своем мнении, — упрямо настоял Дронго.

— Конечно. — Голиков снял очки, еще раз протер стекла платком и, не надевая очков, тихо сказал: — Вы интересный типаж, господин Дронго. Не знаю, чего вы добиваетесь, но думаю, что вам нелегко. Выдержать такое испытание может не каждый человек. И вообще, даже приходить сюда — нелегкая задача.

— Я профессиональный юрист в пятом поколении, — пояснил Дронго, — и всю свою жизнь занимаюсь только этим. Но до сих пор не научился оставаться равнодушным во время таких расследований.

— Что ж, каждому свое, — согласился адвокат, надевая очки. — Но идемте быстрее. А то уже шестой час, и нас могут не выпустить, — пошутил он. — Большинство людей к вашему возрасту превращаются в законченных циников. Вы сохранили интерес к жизни — это совсем неплохо.

— Меня интересует, — признался Дронго, — куда он дел такую сумму денег. Может, оставил ее в Киеве, своей семье?

— Вы думаете, что это может смягчить приговор?

— Нет. Но это может объяснить некоторые мотивы его поступков.

— Не думаю. Я написал в Киев, но мне никто не ответил. Я и звонил туда, решив пригласить его бывшую жену. Но неизвестный женский голос ответил, что жена и сын Омара Нагиева там больше не живут. А он мне, кстати, вообще не давал никаких адресов и телефонов.

— Сегодня должна приехать его сестра, — сказал Дронго, — я попытаюсь встретиться с ней и узнать еще кое-какие подробности.

— Встречайтесь, — согласился Голиков. — И не забудьте: наш процесс возобновится в понедельник.

Они достали свои пропуска и паспорта, чтобы выйти из больницы. Дронго вспомнил, как плакал Омар, и нахмурился. Дело оказалось даже более тяжелым, чем он себе представлял.

Он вернулся в свой номер достаточно поздно, где-то около восьми вечера. Дежурная, сменившая вчерашнюю, приветливо улыбнулась и сообщила, что ему звонила неизвестная женщина.

— Какая женщина? — недовольно спросил Дронго, вспомнив про телефонные предложения.

— Не знаю, она не назвалась, — ответила дежурная. — Но звонила неоднократно, с трех часов дня. Вот, номер телефона оставила.

Когда дежурная протянула Дронго записанный номер телефона, он взял бумагу, уже не сомневаясь, что звонила Фатима. Пройдя в свой номер, тут же взялся за телефон. Ответил незнакомый мужской голос, и он попросил позвать к аппарату Фатиму Магомедову.