– Какими?
– Пётр, я даже озвучивать не хочу.
(Покашливание – но не деликатное, а просто старческое.)
– Накажи их, Господи. Прости, что повторяюсь, но я не исключал бы молнии.
– Вот не хотел говорить, но какая разница? Короче, здесь везде громоотводы.
– Разве они тебе не подвластны?
– Пара пустяков. Но нет ощущения могущества, как прежде. Насылая кару, ты словно кропотливо, шаг за шагом, устанавливаешь новую прошивку проклятого творения местного повелителя демонов – Стива Джобса. Отключи громоотводы, организуй подходящую погоду, рассчитай время, чтобы больше людей было на улице. А когда ты всё обстряпаешь, возлюбуешься на дело рук своих и увидишь, что это хорошо, выяснится: никто не пострадал. Дождь же льёт, все пошли в кофейнях сидеть. Бесполезно насылать и казни египетские, Пётр. Прилетит саранча, в Китае из неё блинчики сделают с кисло-сладким соусом, в Европу набежит толпа прессы (количеством побольше саранчи), а в России доктор Малахов расскажет, как из кузнечиков подручными методами приготовить целебные примочки. Решить проблему невозможно. Совсем.
– Тогда один метод остался, Господи. Но весьма верный. Всемирный потоп.
– (Безапелляционно.) Они всплывут.
– Что это значит?
– Просто поверь на слово.
– (Без улыбки.) Всё же от казней египетских я бы так легко не отказывался.
– И какой в них толк?
– Они распустились без тебя, Господи. Озверели совсем за две тысячи лет. Меня ужасает – они ведь знают, ты наблюдаешь за ними каждое мгновение, и всё равно погрязли в грехах. Подумай, что творилось бы на Земле, если б все были уверены: тебя нет? Да люди массово с ума бы посходили. Ты слишком часто переворачивал на их улицах большие повозки с пряниками – пора предъявить кнут. Показать наконец, кто в доме хозяин. Заблудшая овца должна вернуться в хлев… в стойло… в стадо… прошу прощения, я забыл, куда она обычно возвращается.
– Это не заблудшая овца, Пётр, а охреневшая. Предложение пустить её на кебаб выглядело бы вполне логичным, но… я пришёл к выводу, что репрессии против грешников усугубят ситуацию. Казни египетские ведь не особо помогли, хочу тебе признаться. Ну, пал Египет, на его место пришли арабы… Теперь сплошные взрывы, авиабомбардировки и атаки на туристов. С фараонами куда спокойнее.
– (Непоколебимо.) Господи, лучше не останавливаться на полумерах. Что тебе мешает устраивать качественный потоп каждые двести лет? Это хорошее регулярное обновление. Человеческое общество не успеет так быстро оскотиниться.
– Пётр… мне интересно, почему ты не любишь людей?
– Ну как, Господи. Они били тебя кнутами. Распяли. Убили меня. Других апостолов. И за что их любить после таких развлечений? Тут уже ничего не исправить. Жги.
– Я не хочу.
– Это всецело твоё право, Господи. Но возможно, на Земле следовало оставить бабочек. Или павлинов. Или газелей с мудрыми, печальными глазами.
– (Задумчиво.) Они красивые, да. Хотя в последнее время я склоняюсь к бегемотам.
– (Вкрадчиво.) Так я про что, Господи всемогущий! А может…
– Не искушай. Кстати, Иоанн рассказал мне одну историю. Давай лучше её обсудим?
Глава 6
Ужас
(Садовое кольцо, напротив улицы Гиляровского, Москва)
…Сотовый хрустнул в кулаке. Его владелец, похоже, потерял рассудок. Набирал номер каждую минуту, а в ответ только «ту-у-у… ту-у-у». Припарковался, вышел из «тачки», позвонил из бесплатного таксофона: может, абонент видит на дисплее знакомые цифры и не хочет ему отвечать. Глухо. Вернулся. Долго слушал небывало длинные гудки. Сбросил, выбрал другой номер из «записной книжки». Без толку. Обычно спокойный, насмешливый и рассудительный, он превратился в параноика. Шесть часов вечера. Самые пробки. Машина едет еле-еле, и ничего не сделаешь. Мда, привык решать все проблемы деньгами… В подобные моменты ощущаешь себя беспомощным, как младенец. Вертолётами в этом проклятом городе пользоваться нельзя. Человек ещё раз взглянул на часы – нервно, безумными глазами… Судорожно облизнул сухие губы.
Там что-то случилось.
Пробка двигалась в час по чайной ложке. Сигналы раздавались сплошь и рядом, и это тоже раздражало. Какой смысл гудеть, если ты отсюда никуда не денешься? Рядом хлопнула дверца – девушка в красном платье, матерясь по смартфону, вышла на дорогу, направляясь к ближайшему киоску с кофе. Что называется, тут вслед за солистами вступил хор. Хлопки зазвучали пулемётной очередью. Всё, встали НАМЕРТВО.
Выхода нет.
Схватив смартфон, он выскочил из машины и побежал. Ключи остались в зажигании, но дьявол с ними. Не глядя, отпихнул какого-то старика, вставшего на пути, устремился в подземный переход. Каблуки ботинок застучали по лестнице. Чёрт! Тут же ещё билеты нужны! Вот что значит, до фига времени в общественном транспорте не катался… Сколько они стоят? Подскочил к кассе, бросил сторублёвку, вроде должно хватить… Еле дождался кусочка картона, повернулся… Турникет! Куда сунуть карточку? А, приложить… С-суки, понапридумывают всякой хрени. Дальше? Эскалатор… уже забыл, что это такое, только в мегамоллах на них и ездит. Промчался по левой стороне, мимо уткнувшихся в экраны телефонов людей. Платформа. Шум. Куда, блядь, ехать?
Время, время, время, уходит время. Ударил себя кулаком по лбу, чтобы быстрее соображать. Ага, он на серой ветке, «Тульская»… Сюда. С угрожающим свистом подлетел поезд, он с трудом протиснулся в вагон, злобно оглядывая соседей. Что им вообще здесь надо? Снова поднёс трубку к уху. Нет сигнала, въехали в тоннель. Выругался. Старушка с жёлтым полиэтиленовым пакетом странно на него посмотрела, даже отодвинулась – насколько смогла в толпе. Раздражало буквально всё. Теснота. Приклеенная к стене идиотская реклама с напрочь упоротой дурой, предлагавшей новые сотовые тарифы. Жующие жвачку, безразличные ко всему, оплетённые проводами наушников пассажиры словно уснули летаргическим сном. Стук колёс. Бегущая строка красных букв: «Следующая станция “Чеховская”». Как хочется взять и устроить драку прямо сейчас. Прямо за их свинскую тупость. Рожи, уткнувшиеся в гаджеты. Никчёмное веселье. Флегматизм, граничащий с равнодушием. Твари. Ненавижу.
Он едва дождался нужной станции.
Рванул вверх по эскалатору, слыша за спиной возмущённые крики, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Взглянул на дисплей: заряд батареи показывал в правом верхнем углу восемь процентов, скоро совсем сдохнет. Оказавшись на улице, человек вновь побежал. Это далось ему не слишком легко – он быстро запыхался, лицо покраснело, на лбу виноградинами вызрели капли пота, в ногах отдалось острой болью. Остановился, чтобы отдышаться. Так, какой дом? Ага. Кажется, налево. Во двор. Новое здание, двадцать этажей, у детской площадки бабушки гуляют с внуками, визг, крики. С хрипом вытер лоб. Нашарил ключ в кармане пиджака, приложил к кнопке на двери подъезда. Писк. Финский лифт вёз вверх бесшумно и плавно, в точности подтверждая многочисленные анекдоты о скандинавской тормознутости. Наконец кабина дрогнула и замерла. Тихо, как в замедленной съёмке, разъехались створки. Человек нерешительно замер у двери, обитой светло-коричневой кожей, вертя в руках связку ключей. А вдруг всё нормально? Ну, мало ли что. Парень элементарно напился, спит, не слышит звонков, с ним такое и раньше случалось. С чего терзаться ледяным ужасом? Нет. У него предчувствие. Два случая за одну неделю, теперь и этот не берёт телефон. Сотовый Милли, часто ночевавшей у него, тоже молчит. Совпадения исключены. Ключ со скрежетом повернулся в замке. Хозяин квартиры предоставил ему возможность посещать своё жилище недавно, всего месяц назад. Словно что-то предвидел. Вложил в руку звякнувшую связку: «Доступ есть у Милли… Мало ли, ты не сможешь нам дозвониться, тогда срочно приезжай… Чувствую, понадобится». Он тогда посмеялся. Похоже, у всех интуиция, лишь он не может ощутить масштаб катастрофы. Человек осторожно открыл дверь. Встал на пороге. И c первой же секунды сразу понял… Кровь была везде. Он инстинктивно прижал пальцы ко рту. Запах освежёванного животного. Палёной кожи. Ядовитого дыма. Дерьма. Обои красного цвета, со стекающими загустевшими каплями. Обломки мебели. Тлеющее пианино в мелких алых угольках. Битое стекло, разлетевшееся по комнате. Тела обоих мертвецов истерзаны, груди вскрыты, как ножом мясника – наружу торчат рёбра, словно растопыренные огромные пальцы. Похоже, мужчина и женщина перед смертью сплелись на полу телами, стиснув боевую гранату животами, и, выдернув чеку, вместе отсчитывали секунды до взрыва. Куски человеческого мяса смешались с чешским хрусталём из серванта. Лицо мужчины превратилось в кровавую маску, – лишь одинокий, чудом уцелевший голубой глаз смотрел из багрового месива содранной кожи и костей черепа. Голова женщины отсутствовала – как, впрочем, и верхняя часть тела, оплавленная блузка впечаталась в плоть. Опоздал. Ничем не поможешь. Разве только труповозку вызвать.