Тем временем крылатый посланец напрочь забыл о возложенной на него миссии, зевнул, пошлепал губами и закрыл глаза, смирившись с моим присутствием в интерьере. Я деликатно кашлянула. Мышь взбодрилась, прожгла меня убийственным взглядом и неохотно, словно оказывая мне одолжение, нагадила на пол. Вряд ли посол мог позволить себе подобную выходку. Я схватила полотенце, скомкала и швырнула в мышь, та сорвалась с балки и, хлопая крыльями, заметалась по комнате в поисках выхода. Я подобрала полотенце и устрашающе завертела им над головой, оттесняя мышь к окну, через которое она и удалилась после короткой схватки, визгливо проклиная всю мою родню до пятого колена.
Прикрыв окно, я торопливо разделась и шмыгнула под одеяло. В селянских хибарах с глиняными полами белье отсыревает за несколько часов, а спертый воздух к утру давит на грудь, как надгробная плита. Вампиры, живущие в тех же условиях, нашли какой-то способ борьбы с этой мерзостью. Чистая, свежая простыня томно захрустела под моим бренным телом. От нее пахло жасмином. Да и то – у селян-людей в избе и куры, и свиньи, и козлята под утро выстукивают чечетку по лавкам, а здесь комнатки меньше, но – во сто крат чище и уютней. Вот только не хватает кошачьего мурлыканья под боком. Да и нет кошек в Догеве.
Что мне еще очень понравилось – это полное отсутствие незваных квартирантов, вроде блох, мышей, клопов и тараканов. Нигде ничего не скреблось, не пищало и не кусалось, и не было нужды ставить ножки кровати в тазики с водой. Несмотря на непривычную обстановку, обилие впечатлений и долгий путь убаюкали меня в считанные минуты. Я уже задремывала, когда один из четвероногих обитателей Догевы решил возместить мне потерю кошачьего мурлыканья, и разразился тоскливым протяжным воем, от которого я разом покрылась пупырышками, как тепличный огурец. Пес старательно выводил гулкие рулады, подражая ветру, запутавшемуся в горлышке пивной бутыли. Я тешила себя надеждой, что, исполнив соло, он замолчит, но его собратья посчитали своим прямым долгом подхватить затихающую ноту, ввести элемент разноголосья и усладить мой слух хоровым напевом. Чем дольше я слушала, тем подозрительнее мне казался их профессионализм. Они ни разу не сорвались на дискантах, не оборвали пианиссимо, не разразились вульгарным лаем. Они пели. Выразительно. Артистично. Как могут петь только чистокровные волки. Я вспомнила молчаливых псов, нехотя уступающих Ромашке дорогу, вспомнила их тоскливые желтые глаза, серую с подпалинами шкуру и накрылась одеялом с головой. Я люблю волков. Меня завораживает их вой. Но слышать его под открытым окном – испытание не для слабонервных. Впрочем, господа волки лучше знали, кого им кушать, а кого убаюкивать. Они вкладывали в пение всю душу, и моя собственная душа, осмелев, выбралась из пяток и расползлась по всему телу, как ей и положено.
* * *
Они думали, что я сплю, и тихо разговаривали во дворе под яблоней. Серый рассвет дышал в окна туманом. Я представила себе мышку. Маленькую серую мышку, которую заметила вчера возле поленницы. Мышка проснулась. Вылезла из норки и, семеня лапками, пересекла двор. Холодные капли росы блестели на травинках, как волчьи слезы. Светлая шерсть на брюхе промокла и слиплась, мышка села столбиком, свесив розовые лапки, и прислушалась. Я слушала вместе с ней.
– Они издеваются над нами, Лён. Люди всегда ненавидели нас.
– Только не маги.
– Маги тоже люди.
– Не повышай голос. Разбудишь.
– Кого они прислали нам в помощь? Сначала Магистра теоретической магии. Нам нужен был практик, молодой и сильный, а приехал благообразный старец в очках. Что он мог поделать, если эта гадина до него сожрала трех практиков и не поперхнулась?
– Он сам решил остаться.
– Мы должны были его переубедить. Теперь эта девчонка! Она даже не Магистр. Адептка… Неспелое яблочко. Производственный брак. И они решили ее отсеять таким вот образом…
– Ее рекомендовал мой старый друг.
– Если она погибнет, у тебя не останется друзей среди людей, Лён. Отошли ее домой как можно скорее. Ты что, не понимаешь? Они уничтожат нас. Сотрут Догеву с лица земли.
– Пусть лучше это сделает гадина?
– Если она не оставит Догеву в покое, мы всегда сможем перебраться в Арлис или Леск. Люди же достанут нас повсюду. Ни одна из двенадцати Долин не устоит перед ордой вооруженных фанатиков. Речь идет даже не о войне. На войне берут пленных и щадят детей. А мы не нужны людям даже в качестве рабов. Грядет повальная резня, Лён. Предотврати ее, пока не поздно.
Лён долго молчал. Мышь опустилась на все четыре лапки и принюхалась.
– Хорошо. Сегодня она уедет.
– Надеюсь.
Я отключилась, позволив мышке вернуться в норку. Как всегда, ничего хорошего я о себе не услышала. «Неспелое яблочко». А я, может, из ранних сортов! А что с кислинкой, так даже к лучшему – авось гадина загнется от желудочных колик. Вот незадача! Старейшинам удалось-таки перетянуть Лёна на свою сторону. Но, по крайней мере, я убедилась, что монстр действительно существует, как и все приписываемые ему злодеяния.
Если только этот спектакль не был разыгран в мою честь.
Глава 7
Наверное, я снова заснула, потому что комнатка успела пропитаться сдобным блинным духом, способным поднять мертвеца из гроба. Я сонно выпростала руку из-под одеяла, щелкнула пальцами, и мои одежки стаей неряшливых пичуг взвились со стула, перелетели комнату и осыпались на постель. Натягивая рубашку, я вспоминала подслушанный разговор. Интересно, дождутся ли они вечера или выставят меня из Догевы сразу после обеда?
На кухне меня поджидала разрумянившаяся Крина, домывавшая кастрюлю из-под теста. Охотно поддержав разговор о хорошей погоде и отведав блинков со сметаной, я с трудом поднялась со скамьи, подавила сытую отрыжку, вежливо поблагодарила хозяйку и вышла во двор.
Ромашка, оседланная и недовольная, стояла у крыльца, сдерживаемая под уздцы худощавым подростком лет тринадцати. Он начал издалека. Я признала, что спала хорошо, кушала еще лучше и вообще все мне тут у них нравится. Паренек расплылся в щербатой улыбке и пообещал, что когда я приеду к ним в следующий раз, то тоже не разочаруюсь. Я по секрету призналась ему, что намереваюсь остаться в Догеве на веки вечные и даже выбрала место, где меня похоронят – вон под той осиной.
Они зря подослали ко мне мальчишку с такой выразительной мимикой. Он последовательно изобразил удивление, страх и замешательство, а потом робко сказал, что я должна уехать добровольно, иначе ему придется меня… уговорить.
Я была так сыта и добра, что не стала превращать ни в чем не повинное дитя в жабу, а просто метнула из глаз пару простеньких, но очень эффектных молний, после чего ехидно предложила уговорить меня силой.
Парень благоразумно дал деру. Я гладила Ромашку, с трепетом ожидая продолжения.
Вскоре пред моими светлыми очами предстал Совет Старейшин в полном составе в количестве трех штук и в три голоса намекнул, что, мол, пора бы и честь знать. Но я уперлась, как целомудренная монашка, которой домогаются три сластолюбца. Нет, я не уеду из Догевы. А если они попытаются вытолкать меня силой, то им придется сначала выкопать осину (ту самую, что я облюбовала в качестве надгробья), потому что я за нее уцеплюсь руками и ногами и буду вопить. Чтобы они не сомневались в серьезности моих намерений, я покрепче обхватила осину, откашлялась и негромко (на пробу), музыкально прокричала длинное «А!».