Апрель и май Марина Ивановна проводит все там же, на Коммунистическом проспекте, в доме Лисицыных.
Есть майское письмо к Вере Меркурьевой.
Голицыно, 10-го мая 1940 г.
Дорогая Вера Меркурьева,
Не объясните равнодушием: всю зиму болел – сейчас еще хворает – сын, всю зиму – каждый день – переводила грузин – огромные глыбы неисповедимых подстрочников – а теперь прибавилось хозяйство (раньше мы столовались в Доме отдыха, теперь таскаю сюда и весь день перемываю свои две кастрюльки и переливаю – из пустого в порожнее: если бы – из пустого в порожнее!) – кроме того, не потеряла – а погребла Ваше письмо с адресом, только помнила Арбат, а Арбат – велик.
О Вашем знакомом. Я поняла, что это писатель, приехавший в писательский дом – жить, и рассчитывала встретиться с ним вечером (мы иногда заходим туда по вечерам), а когда мы пришли – его там не оказалось, т. е. оказалось, что он нарочно приезжал от Вас и тотчас же уехал. Вышло очень неловко: я даже не предложила ему чаю.
Буду у Вас (т. е. – надеюсь быть) 12-го, в выходной день, часам к 11-ти – 12-ти утра, простите за такой негостевой час, но я в городе бываю редко и всегда на мало, и всегда столько (маленьких!) дел.
10-го июня собираюсь перебраться поближе к Москве, тогда авось будем чаще встречаться – если Вам этого, после встречи со мной, захочется.
Итак, до после-завтра!
Сердечно обнимаю.
МЦ.
Непременно передайте Вашему знакомому, что я очень жалею, что его тогда – так – отпустила, но мне было просто неловко задерживать его, думая, что он торопится раскладываться и устраиваться.
Объясните ему.
29 мая письмо к Ольге Мочаловой. И хотя цитатами из этого письма я тоже уже пользовалась, но считаю нужным привести его целиком:
Голицыно, Белорусской ж.д.
Дом писателей.
29-го мая 1940 г.
Мне кажется – это было лето 1917 г. Достоверно – Борисоглебский переулок, старый дом, низкий верх, наши две молодости – с той, неувядающей. Помню слово Бальмонта после Вашего ухода: – Ты знаешь, Марина, я слышал бесчисленных начинающих поэтов и поэтесс. И в женских стихах – всегда что-то есть.
Не было ли у Вас стихов про овощи (морковь)? Или я путаю? Тогда – простите.
…А волк мне – и по сейчас нравится, и если бы Вы знали, как я именно сейчас по такому сытому волку (ску) – тоскую! Вот Вам выписка с полей моей черновой тетради (перевожу третью за́ зиму – и неизбывную – грузинскую поэму):
«Голицыно, кажется, 24 мая 1940 г. – новый неприютный дом – по ночам опять не сплю – боюсь – слишком много стекла – одиночество – ночные звуки и страхи: то машина, черт ее знает что ищущая, то нечеловеческая кошка, то треск дерева – вскакиваю, укрываюсь на постель к Муру (не бужу), – и опять читаю (хорошо ему было – писать! лучше, чем мне – читать!) – и опять – треск, и опять – скачок, – и та́к – до света. Днем – холод, просто – лед, ледяные руки и ноги и мозги, девчонка переехала ногу велосипедом, второй день не выхожу: нога – гора, на телеграмму, посланную 21-го – ни звука, в доме – ни масла, ни овощей, одна картошка, а писательской еды не хватает – голодновато, в лавках – ничего, только маргарин (брезгую – неодолимо!) и раз удалось достать клюквенного варенья. Голова – тупая, ледяная, уж не знаю, что́ тупее (бездарнее) – подстрочник – или я??
У меня нет друзей, а без них – гибель».
(Мур – это мой 15-летний сын, всю зиму болевший: пять болезней, – только что отболевший пятой. Остальные пояснения – при встрече.)
Спасибо за стихи. Они мне напомнили – и на секунду вернули – меня – ту́. Но водопад – упал.
______________________
Мне очень, очень хочется Вас увидеть – у меня из тех времен почти никого не осталось: – Иных уж нет, а те – далече… и у меня здесь нет ни одного женского друга.
Теперь – как осуществить встречу? Хотите – приезжайте ко мне в следующий выходной (т. е. через – следующий) – 6-го. Это наши с сыном последние здесь дни, 8-го начнутся сборы, а 10-го мы выезжаем, – куда, еще неизвестно – во всяком случае, встреча – затянется.
Ехать с Белорусского вокзала, касса пригородных поездов (впрочем, раз Фили – Вы эту дорогу знаете). Вот на выбор, два поезда: 12 ч. 55 м. (т. е. без пяти час) – тогда Вы у меня будете в начале третьего и 2 ч. 41 м. – тогда Вы у меня будете без чего-то четыре. Поезжайте лучше первым – больше времени будет, пойдем в лес (мы на самой опушке), около 7 ч. пообедаем (завтра еду в город и чего-нб. куплю, – голодной не будете), а вечером – когда захотите – проводим Вас с сыном на вокзал, вечерних поездов – много.
Если же тотчас же по получении напишете мне по адр.: Ст. Голицыно, Белорусской ж.д., Дом творчества писателей, М.И.Ц. (последнее, конечно, – полностью) – каким поездом Вы едете – мы Вас встретим, а Вы нас – конечно узнаете: я все-таки немножко – похожа, а сын похож на меня – ту́, еще примета: он очень высокий. – Пишите час отхода поезда, час прихода я высчитаю.
Дальше: если бы мы почему-нибудь разминулись – спрашивайте Коммунистический проспект, Дом писателей (всякий знает) и, минуя Дом писателей, идите по Коммунистическому проспекту дальше, до самого конца, последний дом справа: дача Лисицыной, № 24, открывайте калитку, проходите куриный дворик, открывайте вторую калитку – и левое крыльцо – наше.
Но если – во́время известите – встретим непременно.
До свидания! Еще раз спасибо за стихи и память.
МЦ
Я живу – не в Доме, но письма идут – туда.
Но встретиться им 6 июня в Голицыне не удалось – уже 7-го Марина Ивановна должна была освободить комнату. Она посылает Ольге Мочаловой открытку, предупреждая, чтобы та не приезжала.
Москва 31 мая 1940 г.
Милая Ольга Алексеевна,
Вчера, 30-го, отправила Вам письмо с приглашением на 6-е и вчера же узнала, что мы должны выехать уже 7-го и что кроме того я должна галопом переписывать свой грузинский перевод. Поэтому – увы – наша встреча откладывается. 3-го я должна смотреть комнату, сдающуюся на лето, как только устроюсь – напишу Вам и увидимся еще в Москве.
Мне очень жаль, что так вышло, но кто из нас хозяин своей судьбы?
Итак – до скорого свидания!
Я думаю, мы сможем увидеться около 12-го, когда хоть немножко устроюсь и сдам грузин.
М.Ц.
В комнате
Зоологического музея
Лето Марина Ивановна провела на улице Герцена, дом № 6, квартира 20, это был университетский дом, и когда-то квартира принадлежала известному академику, биологу Алексею Николаевичу Северцову, сыну знаменитого зоолога, зоогеографа Николая Алексеевича Северцова, неутомимого путешественника, исследователя Памира, где есть пик Северцова. А на Заилийском Алатау в избушке метеоролога я заночевала однажды на леднике Северцова, во время одной из моих дальних поездок…