Лютер - читать онлайн книгу. Автор: Иван Гобри cтр.№ 118

В 1531 году он сообщал своим корреспондентам: «Прошлой ночью я до самого утра таскал камни и дрова, но только не в Египте, а в аду. Это было еще хуже, чем египетское пекло, и я чувствовал себя настоящим трупом». «Сатана вновь и вновь испытывает меня, отнимая здоровье у моего тела... Пишу я теперь все реже и реже. Неужели скоро он убьет меня? Да исполнится не его воля, а воля Того, кто победит его и разрушит все царство его».

Одной из причин духовной драмы, переживаемой Лютером, стало дробление его учения, происшедшее вследствие размежевания умов. Он, бросивший вызов папской Церкви, надеялся, что на ее месте в самое короткое время возникнет новая, лютеранская Церковь. Но вот минуло десять лет, и выяснилось, что Церковь прежняя стоит неколебимо, как утес, тогда как его собственная на глазах распадается на тысячу всевозможных толков. Он провозгласил себя Провозвестником Истины, но тысячи его последователей теперь проповедовали множество совершенно других истин, не имевших ничего общего с его взглядами. Он гордо назвал себя Пророком и борцом с Антихристом, но тут же обнаружил, что на эту роль претендуют тысячи других пророков. Он первый выдвинул принцип свободного толкования, позволявший с помощью Духа Святого находить в Писании сокровенный смысл, но вслед за ним каждый, кому не лень, захотел толковать Писание по-своему, утверждая, что именно на него снизошел Святой Дух.

Подобные умонастроения Лютер почувствовал еще в 1527 году, когда тесно сошелся с рыцарями и принял вместе с ними участие в освобождении Германии. Уже тогда он понял, что рыцари отнюдь не испытывают по отношению к нему священного трепета. «Зачем мне пастырь? — говорил каждый из них. — Если Дух Святой указывает проповеднику, что нужно делать, Он с таким же успехом может указать это и мне самому. А уж объяснить крестьянам, что к чему, я сумею еще лучше их». Реформатор по этому поводу написал: «Среди дворян, особенно имеющих власть над простым народом, появилось немало таких, кто, пресытившись Словом Божьим, отвергает покорность Церкви, уверенный, что Дух Святой — его личная собственность». Еще позже он уже жаловался, что аналогичные настроения охватили всю его паству: «Каждый воображает, что в делах Церкви именно он самый умный и знающий, и каждый старается навязать свое мнение другим. Не осталось ни одного проповедника, которого не критиковали бы, не презирали и не осыпали градом упреков». И еще: «Сегодня и крестьяне, и дворяне знают Евангелие лучше, чем святой апостол Павел и сам доктор Мартин Лютер. Они считают себя умнее и опытнее, чем все их пастыри, вместе взятые!» Стоит какому-нибудь юноше, продолжал он, сунуть нос в Библию, как он уже твердо верит, что познал все на свете и готов учить своих учителей.

К аналогичному выводу пришел и Андреас Гиперий, которого Деллингер называл самым выдающимся протестантским теологом Марбургского университета, расположенного на землях ландграфа Гессенского: «Трудно найти сегодня хотя бы один немецкий город, в котором не обнаружилось бы множества школ, сект и церквей, носящих имена своих основателей. Каждый более или менее известный проповедник или богослов имеет собственную школу! Сапожники, ткачи, горшечники, каретники собираются в кабаках и прочих публичных местах и ведут смелые диспуты и споры о божественном».

В результате, полагал он, люди начинают задаваться вопросами об основах религии, но не знают, к кому обратиться за помощью. Сторонников нового вероучения он делил на три категории. Первые попадают в плен лжеученым и навсегда проникаются их порочными идеями; вторые, отчаявшись найти непротиворечивое учение, погружаются в хаос сомнений; наконец, третьи, устав от бесконечных споров догматиков, вообще отвращаются от религии. Похоже, отмечал Гиперий, последняя категория самая многочисленная, потому что редко встретишь человека, у которого имеется дома собственная Библия, и еще реже — такого, кто, имея эту книгу, хоть раз удосужился ее открыть.

К числу пасторов, всю свою жизнь, подобно Лютеру, терзаемых сомнениями и тревогами, принадлежал и Матиас Флаций по прозвищу Иллирик. В Виттенберг он приехал в 1541 году и преподавал в университете древнееврейский язык. «Вместо одного папы, — писал он, — теперь у нас их целая тысяча: столько же, сколько князей, магистратов и сеньоров. Все они исполняют — одновременно или поочередно—и церковные, и светские обязанности. Вооружившись скипетром, мечом и гневом Господним, они диктуют нам, чему мы должны учить народ в церкви... Иногда мы пытаемся жаловаться, что в нашем учении и в нашей Церкви царит анархия, а наши споры вызывают смущение совести и брожение умов. Увы! Наши жалобы натыкаются на глухую стену непонимания. Слишком развращены умы, слишком неправедны сердца, а молодежь с молоком матери впитывает закваску заблуждений и порока».

В пылу богословских споров никто уже не вспоминал о милосердии. Диспуты превращались в склоки, склоки вели к расколам, а за расколом следовали взаимные оскорбления, обвинения, отлучения... «Лютеран и цвинглиан разъединяет зло еще более опасное, чем раскол, — писал Меланхтон. — Я говорю об охватившем нас состоянии всеобщей анархии, в результате которой, как говаривал Еврипид, никто никому не желает подчиняться». Он же отмечал, что «по самым ничтожным поводам» вспыхивают самые жестокие споры. Находятся и такие, кто превращает эти распри в «свое единственное занятие». Возможно ли в подобных условиях сохранить авторитет Церкви? «Невероятно трудно исполнять миссию руководителя в обстановке вражды, разногласий и ненависти, царящей среди людей, которые своим усердием и единодушием должны давать остальным поучительный пример».

Витцель, которого Гиперий отнес было к третьей категории, но который не отвернулся от религии, а вернулся в лоно католицизма, с едкой иронией говорил о непрекращающемся дроблении лютеранского учения. Раскол на секты и отсутствие согласия даже внутри отдельных фракций, считал он, нагляднее всего свидетельствуют о том, чего стоит это предприятие. Ученые мужи ссорятся друг с другом, каждый преследует исключительно личные амбициозные цели, а народ окончательно теряет голову, не понимая, кому и во что верить. Даже их апостолы, снедаемые взаимной ненавистью, никак не могут договориться между собой. Нет ни единого пункта, по которому один пастор мог бы согласиться с другим.

Чрезвычайно трудно описать все ветви, направления, секты и конфессии, выросшие из общего лютеранского ствола, а затем окончательно отломившиеся от него. Разумнее всего, очевидно, было бы воспользоваться научным методом классификации по принципу особенностей того или иного учения. Однако мы, как уже упоминалось, пишем не богословский трактат, а личную биографию Лютера, а значит, этот метод нам явно не подходит. Оставив в стороне длинный ряд интересных, с теоретической точки зрения, сект, сосредоточим свое внимание на конкретных людях, сыгравших ту или иную роль в жизни Лютера.

Самой большой «головной болью» для него с самого начала стала группировка анабаптистов. Они не только расходились с ним по ряду основополагающих позиций, таких, как отношение к крещению и евхаристии, но и всем своим агрессивным поведением отталкивали Лютера. Их революционный дух шел вразрез с выдвигаемым им принципом покорности политической власти. Между тем благодаря своему бунтарству они завоевали огромное влияние в широких народных массах, тогда как виттенбергские богословы, напротив, лишились значительной части своей паствы среди крестьян и рудокопов. Дальнейшие события показали правоту Лютера. Основоположник анабаптизма Мюнцер погиб, а вместе с ним погибли и поверившие в него мятежные крестьяне. Тем не менее движение анабаптистов со смертью Мюнцера отнюдь не прекратило своего существования. Из Саксонии его последователи бежали кто в Нидерланды, кто в Мюнстерское епископство, кто в Вюртемберг, кто в Швабию, кто в Баварию, кто в Австрию. Их, конечно, преследовали, бросали в тюрьмы, многих казнили.