— Но что же с нашей нераскрытой тайной, любимый?
— Ты о сейфе Артура-старшего?
— Да.
— С этим мы будем разбираться. Неспешно. — Он отставил свой бокал, встал и направился к двери.
— Ты куда, Арти?
— Перекинусь парой слов с Джеймсом.
Выйдя в коридор и сделав знак дворецкому следовать за ним, Артур пошел в столовую. Там он сел за стол и указал Робертсону напротив себя.
— Ну, и как поживал Лондон последнюю пару недель?
— По-разному, сэр. Поначалу было относительно тихо. Люди переваривали новую информацию. Потом стало более шумно. Толпы на улицах, митинги, требования перевешать подонков на фонарях. Насилия, однако, не было. Через день-два начались погромы, грабежи, мародерство. Но вся полиция уже была вооружена. Кроме того, на улицах стояли военные: танки, бронетранспортеры. Мародеров пристреливали на месте. Кого с телевизором в руках, кого со стерео, кого с микроволновкой. И вот интересная штука, сэр: почти все они были из мигрантов.
— Так-то оно так, — задумчиво проговорил Артур. — А ты, старина, не забыл о том, что не так давно наши самолеты вместе с американскими «братьями» бомбили их родную землю, их дома, сады и поля? И что наши граждане были не последними в игре, задуманной теми, кто едва не превратил планету в кошмарный ад?
— Слава богу, им это не удалось.
— В масштабах планеты — не удалось. Но в тех странах, откуда приехали мигранты, кошмарный ад был на самом деле. Вот скажи, если тебя бьют в лицо, что ты делаешь, Джеймс?
— Ломаю негодяю челюсть, сэр. И вы это знаете.
— Иными словами, даешь сдачи.
— Безоговорочно, сэр.
— Вот так и они, мигранты. Насколько им по силам.
Оба умолкли. После минутной паузы Робертсон произнес:
— Н-да… Здесь есть над чем задуматься, сэр.
— Ладно. Разговор это долгий и непростой. Ключи от кабинета Артура-старшего при тебе?
— Вашего светлой памяти дедушки? Конечно. С собой. На всей связке.
Артур встал и, направляясь к двери, приказал:
— Идем. Отопрешь замок.
Рот дворецкого открылся, глаза округлились.
— Сэр… Но ведь после смерти сэра Артура вы ни разу туда не заходили!
— Что ж, — пожал плечами МакГрегор, — когда-то надо и зайти.
III
Эли, Артур и Джеймс спустились на первый этаж. Эли с интересом рассматривала старинные портреты, изящную мебель, стоявшую вдоль стены, рисунок на шелковых обоях — она никогда не была здесь.
Они подошли к массивной резной дубовой двери. Робертсон, достав связку ключей, выбрал один из них и открыл верхний замок. Затем, найдя второй ключ, открыл нижний. И осторожно приоткрыл дверь.
Вся мебель в кабинете Артура-старшего была накрыта белыми чехлами. Артур-младший, девятый баронет МакГрегор, рассматривал помещение с не меньшим интересом, чем Эли.
— Но слуги-то здесь бывают? — негромко спросил он.
— Конечно, сэр. Кому-то же надо убирать пыль, менять чехлы. Но делают это они только под моим присмотром, будьте уверены.
Артур неспешным шагом прошелся по кабинету. Вдруг он услышал, как Эли ахнула, — и резко обернулся.
Она стояла, переводя взгляд с портрета, висевшего на стене, на своего возлюбленного.
— Арти… — Она прикрыла рот ладонью.
МакГрегор посмотрел на портрет и, довольный, улыбнулся:
— Чем старше я становлюсь, тем сильнее становится наше сходство.
— Ваша правда, сэр, — кивая, подтвердил Джеймс. — Портрет словно с вас писан.
Артур не мог не согласиться. Тем более что полковнику на портрете было около сорока с небольшим, то есть они на данный момент были ровесниками.
— Джеймс, — негромко позвал МакГрегор, — сними портрет и положи его на стол.
Когда Робертсон снял картину, за ней обнаружился встроенный в стену сейф.
— Этот? — спросила Эли.
— Этот. — Подойдя к сейфу, Артур положил ладонь на лимб цифрового набора и принялся аккуратно поворачивать его: влево и вправо. После очередного движения замок щелкнул. МакГрегор потянул на себя дверцу, и она мягко открылась.
— Его что, смазывали? — удивленно спросил Артур.
— Не приведи бог, сэр, — ответил Джеймс. — Даже портрет никогда не снимали. Обмахивали мягким веничком пыль, и все.
Артур заглянул внутрь. Две полки. Нижняя почти под завязку забита папками. На верхней лежала толстая книга, а на ней — большой конверт из манильской пеньки. Он взял конверт в руки и прочитал надпись:
— «Сугубо конфиденциально. Лично в руки Артура, девятого баронета МакГрегор».
Слово «лично» было подчеркнуто жирной двойной чертой. Вскрыв конверт с торца, Артур вынул из него с полсотни листов плотной писчей бумаги и фотографию размером чуть меньше конверта.
Он взглянул на фото.
И ноги его подогнулись. Джеймс бросился, чтобы подставить хозяину стул, на который тот опустился, как марионетка, у которой подрезали веревочки.
На старинной черно-белой фотографии в полном облачении рыцаря-тамплиера, опершись на длинный меч, стоял не кто иной, как… дед Артура, старый Артур, который для последнего баронета МакГрегор был идеалом и образцом во всем. На фото деду было лет тридцать от силы, однако темная борода, спускавшаяся ему на грудь, делала его старше.
Внезапно Артур, прижавшись лицом к фотографии, взвыл. Это был вой немыслимого отчаяния, вой потери всего, ради чего стоило жить. Вой человека, для которого в одно мгновение рухнул весь мир.
Эли тут же подбежала к нему и, обхватив за плечи, пыталась поднять его голову. Это удалось только Джеймсу. Тогда-то Эли увидела, чье изображение было на фотографии. Она едва не вскрикнула, но сдержалась и шепнула на ухо дворецкому:
— Полбокала бренди баронету.
Джеймс исчез и появился через минуту. Эли подала бокал Артуру. Тот машинально глотнул бренди и замотал головой, повторяя:
— Эли, Эли, что это? Эли, Эли!
— Погоди, родной. Возможно, мы все не так поняли. Давай посмотрим бумаги!
Она взяла первый лист.
На нем было написано (Эли читала текст вслух):
IV
«Арти! Дорогой мой внук! Я надеялся, что ты начнешь изучать содержимое сейфа с пачки этих бумаг. Наверное, мне стоило спрятать фотографию поглубже. Но мы всегда были честны и откровенны друг с другом.
Ты помнишь клятву, которую ты дал мне еще в детстве? Знаю, что ты остался ей верен. Жалею лишь об одном: некому было потребовать такой же клятвы от меня.
Да, все началось, как обычно в нашей Шотландии, в кругах золотой молодежи. Масонство, таинственность обрядов, причастность к избранным — и абсолютная, свойственная соплякам, глупость. Во всем остальном я был малым сообразительным — надеюсь, ты мне в этом не откажешь. Сообразительным и далеко не трусливым. Эти три качества — глупость юнца, природный ум и отчаянная смелость — стали моей западней. Мой друг Брайан Коннолли, член нашей масонской ложи, однажды подошел ко мне и пригласил на встречу с людьми, которые, как он сказал, занимаются настоящим делом, а не нашими театрализованными играми. Я согласился.