Три момента взрыва - читать онлайн книгу. Автор: Чайна Мьевилль cтр.№ 110

– Не могу сказать.

И она тут же повернулась к нему спиной и пошла куда-то без слова упрека или огорчения. Его ужаснуло отсутствие удивления, с каким она отнеслась к крушению своей надежды. Он окликнул ее.

Уильям всецело отдался радостям полировки. Одна за другой обретали блеск гравированные кости. Первым засиял череп. Потом лопатка, грудина, все остальное. На левой коленной чашечке всходило солнце; на правой выл на полную луну волк. Опускаясь при жизни на колени, их владелец попирал языческие символы.

– Не постесняюсь сказать, – сообщил мне много позже Уильям, – что я даже прослезился, когда увидел наконец всю картину в целом.

«Какой богатый материал для анализа», – думал он тогда, переходя от иллюстрации к иллюстрации, прослеживая маршрут, путь того корабля, который он видел на многих костях. Рука, нога, нога, рука, голова, а потом что, вокруг грудной клетки? Что же это, странствие героя?

– Знаешь, что это? – спросил Уильям.

Девочка уставилась на расписной самородок, который он вложил ей в ладонь.

– Печенька? – рискнула предположить она.

– Это называется крестец, – ответил он. – У меня такой есть. И у тебя будет, когда вырастешь. А сейчас, видишь? Флаги на ветру, полощутся из стороны в сторону, по всей ширине кости. Горы, лес.

Дитя глядело серьезно. Это он сам нарисовал? Нет, ответил он ей. И объяснил, что это сделано кем-то – или чем-то – до него.

Он подождал, пока она проведет пальцем по контурам рисунка. Его радовало, что теперь это чудо увидел еще кто-то, кроме него самого. Благодаря ему девочка сохранит этот момент в своей памяти. Он сказал ей, что эта штука была у человека под кожей.

– Представляешь, в какое положение это ставит человека моего склада, а? – сказал он. – В былые времена я бы, наверное, назвал себя вольнодумцем, но сегодня в вольнодумстве нет уже никакой дерзости. И все равно, человеку моих занятий это кажется подозрительным, потому что кто еще мог оставить там эти рисунки, а? – Он снизил голос почти до шепота. – Бог – резчик по кости.

Девочка не смотрела на него, а он не смотрел на нее.

– Кем он был? – продолжал он. – Знал ли он, что носит под кожей? Был он такой один или их много? Может быть, существует некое братство – хотя почему обязательно братство, кто сказал, что в нем не может быть женщин? Наверняка они там тоже есть, так что это, скорее, целый клан – расписанных с любовью.

В доме что-то скрипнуло. Уильям вскинул голову. Прямо над ним поселился новый жилец, чьи шаги внушали ему опасения, так как ему казалось, будто он откуда-то их знает.

– Нельзя сказать, будто эти рисунки не изящны, – продолжал он. – Нет, вся штука в другом. Почему выбор пал именно на этого человека?

Если в рисунке и была зашифрована некая история, то Уильям не смог ее прочесть. Мужчины и обезьяны, женщины и козодои, звезды, монстры мохнатые и пернатые, механизмы, часы, охотники с кремневыми ружьями, жираф-паша, восседающий на каменном троне, города с луковицами куполов выше туч, узлы вроде тех, что бывают на кельтских могилах, – все это никак не складывалось для него в единую повесть. Зато он посмешил девочку, показав ей зверей, изображенных на челюсти.

– Есть такие иллюминированные рукописи, – продолжал он, – на которые смотришь, и становится понятно, почему те или иные образы нарисованы именно там, где они нарисованы. Но есть и другие, в которых, сколько ни гляди, ясно одно – порождения буйной фантазии художника, которыми пестрят их поля, остались бы неизменными при любом тексте.

Сверху опять донесся звук – на этот раз скрип, как будто кто-то опустился на пол, приложив ухо к отверстию. Но Уильям уже слишком глубоко ушел в свои мысли и ничего не слышал. Зато услышала девочка. Она испуганно вскинула голову и стала смотреть на потолок, а Уильям тем временем продолжал:

– Какое-то время я думал, что именно так обстоит дело и с этим. Более или менее… – Он помешкал. – То есть это просто ничего не значащая разминка руки. Хотя и превосходного качества. Маргиналии своего рода. Но…

Уильям указал на завитушки в изгибе ребра.

– Посмотри на эти отметины, – сказал он. – Их изменения показательны. Волнистость нарастает. То, что начинается у одного края кости как набор относительно простых линий, к другому ее краю превращается в творение виртуоза. И так повсюду. Развитие. Одна и та же фигура здесь… – голень, – и здесь… – боковая поверхность черепа, – но наверху она куда утонченнее. И таких усовершенствований сотни… Мне кажется, то, что мы видим здесь, на этих костях, представляет собой эксперимент. Наброски, подготовительные замечания, проверка идей. Кто-то разминал руку на этом скелете. Перед настоящей работой. Какой – кто знает? Уж, во всяком случае, не над этим человеком. Да и над человеком ли вообще?

Уильям бросил взгляд на закрашенное окно. Оно сияло, пропуская солнечный свет снаружи. Он торопливо продолжал:

– Может быть, лет двадцать спустя норвежское китобойное судно поймает, ну, скажем, голубого кита. И пока команда будет заниматься разделкой его туши, какой-нибудь Гуннар Гуннарсон заметит: здесь, на обнажившемся уголке черепной кости, вырезана человеческая фигура. В натуральную величину. Прямо как живая. Даже лучше, чем живая, деликатнее. И тогда под толстой кожей морского гиганта обнаружится наконец шедевр, предварительным наброском к которому послужило вот это. И он будет прекрасен. А еще он будет рассказывать удивительную историю. Ну, что ты на это скажешь? – Он улыбнулся девчушке. – История, вырезанная на костях кита.

Девочка посмотрела на него серьезно.

– Или нашего друга? – переспросил он. – А может, и еще чьих-то, кто знает? – И он поднял руку, указывая на запертую дверь и на весь Глазго за ней. – Может, мы все лишь несовершенные наброски. А с этим парнем произошло то, что происходит с любой ненужной бумажкой. Его выбросили. Так мы и оказались здесь. – Он снова улыбнулся, и его глаза наполнились слезами. – В мусорной корзине.

Он так волновался, что даже взрослому теперь было бы нелегко уследить за его мыслью, тем более ребенку. Но он смотрел только на кости.

– Если бы мы могли заглянуть под мою или под твою кожу, как ты думаешь, что бы мы там увидели? Таких людей, как он, вряд ли много – иначе мы бы об этом слышали. И в то же время я не могу поверить, что он такой один. Сколько же среди нас таких, расписанных?.. Я думал, о, конечно, я думал о том, чтобы приоткрыть себя хоть немного. – Он постучал себя пальцем по голени. – И знаешь что? Я понял, что мне страшно узнать, какой я – разрисованный или нет.

Уильям поднес к губам палец. Девочка очень серьезно повторила его жест. Она снова взглянула на потолок, но наверху было тихо.

– Если носители эскиза знают, что он у них внутри, – сказал он, – то, независимо от того, понимают они его предназначение и смысл или нет, они всячески стараются избежать ненужного внимания. Но тогда появление на моем столе вот этого парня – серьезный недосмотр с их стороны. Кто знает, что они могут сделать, кого подослать к такому, как я, – случайно натолкнувшемуся на их тайну? Так что лучше молчи о том, что знаешь. Вдруг они окажутся плохими парнями?.. В конце концов, не исключено ведь, что художник – вовсе не Бог, а совсем другая сила.