– Колесил по дорогам на своем грузовичке. Под музыку Пресли развозил по магазинам всякую игровую компьютерную хрень: диски, приставки… Потом ухнуло-бабахнуло. Ни дорог, ни магазинов, ни одной руки. После того, как на меня напала стая собак, нашел себе неплохое убежище. В общем, пришлось вместе с грузом пристраиваться здесь, в окрестностях Рублевки. Учиться жить по-новому. Научился, обустроился. Я хоть и эмо, но сводить счеты с жизнью не собирался и не собираюсь.
– Мы – тоже, – кивнул Корнилов. – Только вот мы, в отличие от тебя, жили среди людей…
– Слышь, Боря, а выпить у тебя не найдется? – с надеждой спросил Кальман. – Я свою фляжку где-то в бою посеял…
– Не пью. А вы, как я понимаю, решили тут задержаться? Раз уж пить-есть собираетесь…
– Ну уж нет! – решительно заявил Корнилов. – В гостях хорошо, а дома лучше.
– Где – дома? В Жуковке? Чей-то, я слышал, там грохотало… На войну похоже.
– Так и есть.
Корнилов в нескольких словах обрисовал Борису-Геймеру то, что происходило в Жуковке. Он сразу почуял в одноруком союзника. И не ошибся.
– Значит, будем отсюда выбираться, – констатировал Борис. – Хлопцы вы боевые – значит, не пропадем…
– А у тебя и план, видно, есть? – буркнул Бронкс, явно не испытывающий к Борису расположения. – Ну, ты просто орел! Одно меня удивляет: как тебя в яму угораздило-то?
Геймер ничуть не смутился.
– Не орел, но и не воробей. Расслабился. Решил, что все обойдется. Ну и попался. А вообще меня голыми руками не возьмешь. Есть одно секретное оружие против гипносов. Простое и эффективное.
Он сунул руку под куртку. Все ожидали, что он достанет если не пулемет, то, по крайней мере, пистолет. Однако Геймер вытащил из кармана… Очки. Водрузил их на переносицу и победно улыбнулся.
– Неплохо, да? Они понимают толк в оружии и сразу его отбирают, а в очках не видят никакой угрозы. Глупые, глупые мутанты.
– Ага, – разочарованно выдохнул Кальман. – И это все?
– Постой-постой. – Юрий начал что-то понимать. – Это ведь игровые очки? Поля…
– Правильно, поляризационные. Гипносам через эти стеклышки не пробиться. Сколько угодно могут свои зенки таращить. Проверено.
Но это было еще не все. Борис достал из необъятных карманов кожанки еще две пары поляризационных очков и моток резинки.
– Я – парень запасливый. Разбирайте!
Распределением секретного оружия занялся воспрявший духом Корнилов. Он взял очки себе, другие отдал Бронксу и принялся привязывать резинку к дужкам.
Борис кивнул.
– Правильно. Нам придется драться. Очки надо фиксировать как можно надежнее.
– А я? – подал голос Кальман. – Мне, по-вашему…
– Перебьешься! – отрезал Корнилов. – Пойдешь сзади. Будешь нас подстраховывать. Мало ли что случится… И хватит трепаться! Сейчас начнем.
Когда подготовка была закончена, Юрий знаком показал Бронксу, чтобы тот встал в привычную позицию у стены. Взобрался на плечи толстяка. Гипнос-охранник что-то почуял. Он словно поджидал Юрия у края ямы. Мутант издал угрожающее урчание и пристально посмотрел на человека. Корнилов не сдержал улыбку. Он отчетливо видел глаза телепата, но ничего не чувствовал.
Часовой быстро сообразил, что его гипнотический взгляд не действует на человека, и попятился. Однако Корнилов успел схватить гипноса за щиколотку и рвануть на себя. Юрий не ослаблял хватки до тех пор, пока не стащил его вниз. Все дальнейшее было уже делом техники. Кальман зажал гипносу рот ладонью, а Бронкс принялся его душить. Мутант пытался вырваться, отчаянно дергал руками, сучил ногами, вздымая тучи брызг, но через минуту затих – все было кончено.
Пленники выбрались из ямы. Юрий увидел на том месте, где сидел гипнос, обглоданную берцовую кость. Охранник, как оказалось, не терял времени даром и плотно пообедал… своим соплеменником.
– Двигаемся за мной. Не шумим, – скомандовал Корнилов. – Разговорчики отставить. Объясняемся знаками. Внимательно смотрим по сторонам. Главное сейчас – добыть оружие. Гипносов здесь много, и если дать им навалиться скопом, то очки нам не помогут. И еще… Если кто-то думает, что я собираюсь уйти отсюда без Томского, то сильно ошибается. Мы отобьем Толика, чего бы это нам не стоило.
Глава 19
Учитель танцев
– Утро туманное, утро холодное. – Микутин сидел на земле, привалившись спиной к мешкам, набитым песком, и тихонько напевал романс, взрезавшийся в память в детстве. – Первая встреча – последняя встреча… Тихого голоса звуки любимые.
Стук молча наблюдал за Микутиным из пулеметного гнезда. Молчали и солдаты, оборонявшие последний рубеж. Вряд ли они были заворожены вокальным мастерством Микутина. Просто говорить им было не о чем. Все, что можно было сказать, они уже сказали.
Наступившее утро действительно было и туманным, и холодным. А еще – нереально тихим. Апатия навалилась и на людей, и на окруживших их разномастных тварей. Ярость, окутавшая своим ядовитым облаком накануне всю Жуковку, как-то незаметно сошла на нет. О том, что творилось вокруг Пирамиды, напоминали куски уже остывшей плоти варанов, птеродактилей, лемуров, гипносов и червей.
Люди успели собрать своих убитых, которых уложили в ряд и укрыли брезентом.
Под тихое пение Микутина Стук старался обдумать планы на ближайший день, но ничего путного в голову не приходило. Он собирался посоветоваться с Хорошевым, но идти к нему в Пирамиду было лень. Именно лень. Не усталость одолела Степана, а просто нежелание двигаться и действовать.
Когда Микутин закончил свой романс, выяснилось, что его пение было единственным звуком, свидетельствовавшим о том, что за баррикадой из мешков засели живые и мыслящие существа.
Степан хотел попросить о том, чтобы Микутин спел что-нибудь еще, но оказалось, что даже шевелить языком было дико лень. Это было уже чересчур. «Так мы далеко не уедем», – подумал Стук.
Он заставил себя стряхнуть сонное оцепенение, встал и пошел ко входу в Пирамиду. «Я все еще командир. Обязан быть в курсе ситуации. Обязан говорить с подчиненными и, если потребуется, вселять в них оптимизм», – мысленно пытался встрепенуться Степан.
– Гм… Оптимизм, – уже вслух продолжил уговаривать он сам себя и вошел в Пирамиду. – Да. У меня его – хоть отбавляй. Самое время поделиться.
Под сводами Пирамиды царило такое же уныние, как и снаружи. Сбившиеся в кучки жители Рублевки молчали, равнодушно глядя перед собой. На Степана никто не обратил внимания. В лаборатории, где еще совсем недавно кипела работа, тоже никто ничего не делал. Разве что Прокофьев пытался что-то чертить в своем толстом гроссбухе. Заметив Стука, ученый кивнул и спросил:
– Что новенького?
– Все по-старенькому, – в тон Людвигу ответил Стук. – И у вас, я вижу, ничего не происходит.