Темный инстинкт - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Степанова cтр.№ 29

Кравченко ехал в этой вавилонской толчее со скоростью черепахи и все-таки едва не влип в аварию: что-то темно-зеленое низенькое вдруг возникло прямо перед капотом — точно карлик из-под земли вырос. Кравченко нажал на тормоза.

— Ты что?! — взревел он. — Тебе жить, что ли… — И осекся.

На проезжей части в двух шагах от машины сидел на дощатом щите с колесиками безногий парень в камуфлированном комбинезоне. Впрочем, комбинезоном этим он пользовался только наполовину — верхней курткой. Нижняя же часть — обе штанины — была отрезана, потому что так же отрезаны (почти по самое бедро) были и ноги. Лицо калеки — молодое, одутловатое — побагровело от усилий.

Он опирался левой рукой на короткую палку, которой отталкивался от земли, направляя свою «тачку». Другая такая же палка выпала и откатилась почти под самые колеса «Хонды».

— Прости, браток.., не рассчитал, — выдохнул парень.

И Кравченко явственно ощутил ядреный водочный дух. — Думал, проскочу. Да вот не смог.

Кравченко полез под машину, достал палку.

— На. Помочь?

— Я сам.

— Да ладно — сам. Тебе на какую сторону?

— Вон к остановке.

Кравченко нагнулся, обнял парня за торс, приподнял и, толкая перед собой ногой «тачку», перенес калеку на тротуар к остановкам желтых рейсовых «Икарусов».

— Как девку ты меня. — Инвалид смотрел снизу вверх, задрав голову. Кравченко увидел, какие голубые (точно васильки) и молодые у того глаза. А вокруг, несмотря на молодость, — лучики морщин. — Спасибо.

— Из Чечни?

Парень кивнул.

— Живешь здесь?

Парень снова кивнул.

— А что ж так вот? Родных, что ли, нет?

Кравченко чувствовал, что краснеет (а с ним это ой как редко случалось!).

— Так проще. Никаких претензий никому. — Инвалид поудобнее уселся на своем помосте. — На протезы собираю помаленьку. Торопишься?

— Нет.

— Тогда на вот деньги. — Парень полез в нагрудный карман. — Купи мне пивка бутылочку, а то я до окошка не дотянусь.

Кравченко повернулся, нашел первый же ларек, отоварился там двумя бутылками «Баварского» пива и бутылкой «Жигулевского». Потом он отдал пиво инвалиду, а сверху положил сотенную.

— Денег не жалко? — инвалид вертел в руках бумажку. — Много даешь, брат, щедрый ты. Машина у тебя классная. Под такой и подохнуть легче.

Они встретились взглядами.

— Ты это брось, — Кравченко кусал губы: ему было отчего-то стыдно, да так, что впору сквозь землю провалиться. Только вот отчего? — Брось, слышишь? Не смей.

Он повернулся и пошел к оставленной посреди дороги «Хонде», в которую уже успела упереться фарами какая-то облезлая «единичка», исходившая визгливым сигналом.

Инвалид смотрел ему вслед.

— Эта машина не моя! — вдруг крикнул Кравченко, высовываясь из окна. Крикнул, сам себе удивившись, словно оправдывался перед этим безногим мальчишкой-алкоголиком в чем-то донельзя недостойном и грязном.

Но к зданию отдела милиции он подъехал уже совершенно прежним Вадимом Кравченко.

Он вышел из машины, включил сигнализацию — «клиф» пискнул придушенной крысой — и вразвалочку зашагал к дверям, украшенным черной доской с тусклой надписью: «Городской отдел внутренних дел».

Надо работать. Работа делает свободным. От всего.

* * *

А в отделе пахло катастрофическим авралом. Кравченко сразу же понял это и по растерянно-раздраженному лицу дежурного, восседавшего за древним пультом (такие водились еще в отделах НКВД при грозном Лаврентии Палыче), и по тому, как на первом этаже, где помещался отдел уголовного розыска, беспрестанно хлопали обшарпанные двери, и по тому, с каким безнадежным упорством до зубов вооруженный заступающий на дежурство патруль ППС внимал наставлениям разводящего. Что ж, два нераскрытых убийства в районе за трое суток — ЧГТ.

На вопрос, где он может найти начальника отделения уголовного розыска по раскрытию тяжких преступлений против личности капитана Сидорова, дежурный молча ткнул в глубь коридора.

По дороге он мельком оглядел окружающую его обстановку: бедность, простота, доходящая до аскетизма, и та казенная чистота, которая бывает только в казармах, на гауптвахтах и в инфекционных изоляторах. Здание отдела давно нуждалось в капитальном ремонте — стены, пол, потолок словно молили о нем. Но… Однако даже тут все словно корова языком слизала — ни пылинки, ни паутинки.

Сидоров оказался в тринадцатом кабинете. Сидел он в полном одиночестве и, бормоча тихие проклятия, пытался починить портативную рацию. Нетрудно было бы вычислить и то, что два, а то и три последних дня опер безотлучно скоротал на месте службы. Об этом свидетельствовало и помятое лицо, и такие же помятые летние брюки-"бананы", которые в столице давно уже вышли из моды, и не совсем свежий воротничок рубашки, выглядывавшей из-под хлопкового свитера. От Сидорова исходил весьма причудливый и многослойный аромат: мятной резинки, которую он лениво перекатывал за щекой, какой-то ядовитой туалетной воды, коей он явно злоупотребил в это утро, и еле-еле заметное под всем амбре алкоголя.

Появлению Кравченко он вроде бы и не удивился. Поздоровался через стол, улыбнулся лениво и вместе с тем снисходительно. И Кравченко тут же подумал, что в Сидорове многое, наверное, должно нравиться местному прекрасному полу; и его небрежно-уверенные манеры, и это состояние вечного легкого подшофе, и сила его рук, и улыбка, и эта бархатная родинка-мушка на смуглой, гладко выбритой щеке. «Бабник ты, Шура, в натуре. И через баб многое в этой жизни имеешь. Но и теряешь через них тоже немало», — умозаключил Кравченко, а вслух изрек:

— Дело у меня неотложное. Но прежде хотелось бы узнать: как мы сегодня беседовать будем — на «ты» или на «вы»?

— А тебе как хочется? — усмехнулся Сидоров.

— Ясно. Считай, лед тронулся сразу. Новости есть?

— Ищем, — Сидоров нахмурился. Зазвонил телефон.

Он слушал то, что ему говорили, со скучающим видом. — Ладно. Проверьте. Мы ж это уже обговорили. Сто раз, что ли, повторять? Ну ладно, сделай. Нет. Я потом сам подъеду. Са-ам! Ладно. Пока.

— Ищут пожарные, ищет милиция… Слушай, Шура, — Кравченко облокотился на стол так, что тот аж заскрипел. — Мне это дело ой как не нравится. Я про убийство Шипова. Про того ханыгу сказать ничего не могу, а это дрянь дело.

— Это в каком смысле дрянь? — прищурился Сидоров.

— А в том самом. И вижу, что ты это тоже уже прочувствовал. — Кравченко льстил явной (или предполагаемой) проницательности опера. Хотя, если бы тот спросил, что конкретно подразумевается под коротеньким и весьма удобным словечком «дрянь», Кравченко было бы весьма труд-, но объяснить это.

— Послушай, — Сидоров боком вылез из-за стола, дотянулся до двери и защелкнул замок. Тут снова зазвонил телефон, но он не обратил на него внимания. — Я тебя все спросить хочу, ты кем все-таки Зверевой доводишься?