— Анчар, — Мещерский взял ее руку и почтительно поцеловал, — «яд каплет сквозь его кору, к полудню растопясь от зною…». Ядовитые пары отравленного дерева, от них невыносимо дышать.
Кравченко вернулся к дивану. Было видно, что поэтическое отступление не произвело на него должного впечатления.
— Итак, вы почувствовали угрозу, скажем так, — продолжил он невозмутимо. — И реальную угрозу?
— Я не понимаю вашего вопроса. Я просто испугалась.
А тот сон стал защитной реакцией. Те ужасные вещи, которые я намеревалась проделать с кем-то во сне, наверняка возникли в моем подсознании как отображение моего предчувствия относительно того, как именно могут поступить со мной.
Кравченко поморщился: он не терпел дебрей доморощенного психоанализа.
— А в какой момент праздничного вечера вы все это ощутили? Ну, в начале, когда все приезжали, когда сели за стол, когда первый тост подняли за ваше здоровье?
— Я не помню. Разве можно отождествить свои ощущения с ходом времени? Я сидела, все было хорошо, потом вдруг испугалась. И это все.
— Но вы ведь о чем-то разговаривали за столом?
— Я не помню.
— Вспомните. Должно было прозвучать что-то, что на миг привлекло всеобщее внимание: тост, здравица, шутка, подарок. — Кравченко перечислял медленно, давая ей возможность восстановить это в памяти. (Если пожелает, конечно, — он отчего-то был уверен, что она не пожелает.) — Ах да, подарок, — Зверева выпрямилась. — Агахан еще сказал… Да, да Подарок — он тогда впервые сообщил мне в присутствии всех, что процесс о наследстве выигран.
Ему звонил мой адвокат из Милана и сообщил, что завещание моего покойного мужа признано действительным и по нему я становлюсь единственной законной наследницей всего имущества. Агахан еще сказал: «Это как подарок вам, Марина Ивановна, ко дню рождения». И предложил по этому поводу выпить шампанского.
— Марина Ивановна, я вам сейчас задам несколько бестактный вопрос: господин Генрих фон Штауффенбах действительно оставил вам солидный капитал?
Она кивнула и пояснила:
— Я не имею полномочий влиять на процессы производства, всем по-прежнему распоряжается совет директоров компании (это оговорено в завещании). Но в остальном полная хозяйка всему я. И это намного больше того, что я заработала своим трудом. А поверьте, мне платили всегда очень хорошо.
— Охотно верю. Но мне бы хотелось, чтобы вы назвали сумму.
Зверева смерила любопытного взглядом.
— Всего шестьсот восемьдесят пять миллионов долларов.
Кравченко аж присвистнул, заметно заволновался. Он никак не ожидал такой баснословной суммы.
— А зачем же.., зачем, имея такие деньги, вы вернулись?
— Как это зачем? Что вы имеете в виду?
— Ну, зачем вы вернулись сюда, вы же теперь.., в любой стране, да что в любой, вы теперь…
— Странно, что мне надо это объяснять вам, — Зверева поджала накрашенные губы. — Впрочем, мы однажды много лет назад уже обсуждали эту тему с Руди, и он, мудрый человек, сказал мне…
— С кем, с кем? — переспросил Кравченко.
— С Рудольфом Нуриевым. И он сказал мне: «Тебя, Марина, не поймут так же, как сейчас не понимают меня».
О, он хотел вернуться домой, особенно в последнее время, когда уже болел, умирал. Но с ним обошлись как с… А я-то знала, как ему хочется. Ах, да что говорить! Но у меня никогда не было таких проблем, я никогда не считалась невозвращенкой. Мне повезло: они всегда смотрели сквозь пальцы на мои зарубежные контракты и на мое замужество. Естественно, я даже тогда продолжала отчислять деньги со своих гонораров — это, видимо, всех и успокаивало.
— А вы меняли гражданство? — поинтересовался Мещерский.
— Сначала это было невозможно. А теперь я по-прежнему гражданка своей страны, а также Италии и Швейцарии.
— О двойном гражданстве слыхал: РФ тире Израиль, а вот о тройном… Надо будет своему работодателю намекнуть, когда немного оклемается. Может, и мне паспорт с изнанкой купит на всякий пожарный, — хмыкнул Кравченко.
Мещерский украдкой наступил ему на ботинок: «Не до пошлого зубоскальства тут. Заглохни».
— Я вернулась, Вадим, потому что мне очень захотелось, — продолжала Зверева. — Надоело все как-то там.
И потом, Андрей мечтал, чтобы о нем услышали и заговорили здесь, дома, в России. И я тоже этого желала, потому что русский певец, обладавший таким божественным даром и таким уникальным голосом, каким обладал Андрей, должен был прогреметь здесь. Прогреметь! И я бы сделала все, чтобы помочь ему стать звездой прежде всего русской оперы. Оплатила бы все — постановку, режиссера, художника, наняла бы оркестр, я бы… — Она сжала рукой горло, словно колье душило ее.
Наступила долгая, тягостная пауза. Нарушить ее отважился Кравченко:
— Мы, Марина Ивановна, останемся с вами здесь, не волнуйтесь. Или поедем туда, куда вы захотите переехать.
— Я никуда отсюда не уеду до тех пор, пока мне не назовут имя того, кто это сделал с Андреем!
— Ясно. Тем лучше.
— Отсюда вообще никто не уедет, — глаза Зверевой сверкнули. — Не посмеют. Все останутся здесь со мной.
— Тем лучше, — снова повторил Кравченко. — А теперь, поскольку мы друг друга хорошо поняли, решим вопрос о деньгах.
— Вадим! — Мещерский негодующе всплеснул руками.
— Решим денежный вопрос, — упрямо гнул свое Кравченко. — И вопросы обо всем другом оснащении и обеспечении тоже. Нам с Сергеем, возможно, потребуется машина.
— Ради бога! Агахан отдаст вам ключи. В гараже за домом его машина, мой «Феррари» и еще там другие… «Жигули» можете брать когда захотите, в любое время.
— Андрей Шипов сам водил «Феррари»?
— И он и я. Но у меня что-то зрение стало сдавать.
Обычно меня возит Агахан.
— А «Жигули», очевидно, принадлежат Егору?
— Нет, это машина Димы. Можете пользоваться ею, он не будет препятствовать.
— А у Георгия, Егора, значит, машины нет?
— Мы купили ему спортивный автомобиль, но он остался в Италии, там авария небольшая произошла. Ничего серьезного, мальчик не пострадал. Надо будет тут купить ему что-нибудь.
— Ясно, — Кравченко кивнул. — Значит, с деньгами поступим так: на текущие расходы и оплату поступающей информации — на все это пусть ваш секретарь составит калькуляцию.
— Но откуда же Агахан может знать, сколько денег вам потребуется?
— Пусть не скупится, — Кравченко широко улыбнулся. — О нашем гонораре поговорим тогда, когда у нас будут конкретные результаты. И поверьте, Марина Ивановна, мы бы с удовольствием и дальше чувствовали себя вашими гостями, но.., частный сыск имеет свои законы. Это удовольствие не из дешевых.