Родео для прекрасных дам - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Степанова cтр.№ 47

И перемены случились. Их случилось так много и сразу, что маленький мирок не выдержал. В нем, как червь в спелом яблоке, завелась усталость и остуда — разочарование и раздражение. И тут родилась спасительная мысль: не стоит упускать своего шанса. Сколько можно бороться, противодействовать, бить в набат, выступать на митингах, подписывать письма и петиции, пора подумать и о себе, подкопить денег на старость. Пришло время зарабатывать капитал, благо теперь это право завоевано собственными нервами и кровью!

И это казалось таким якорем — таким несокрушимым якорем их с Нателлой отношений, но… Настало то холодное мартовское утро, пришла та девочка, та ароматная волшебница с жемчужной кожей, сладкими губами, шелковыми волосами, осиной талией, веснушками, захотела, обняла, поцеловала, отдалась по необъяснимому капризу со всей жадностью молодости в гостиничной постели, и все эти надежды, все идеи, все умные сентенции и ламентации, все прогрессивные мысли и убеждения канули. Канули к чертовой матери! Осталось лишь горькое сожаление о прошедших, чуть ли не впустую потраченных годах, о невозвратной юности. Остались сумасшедшие мечтания о новом свидании, о любви запретной — в гостиничных номерах, на заднем сиденье автомобиля, в жарко натопленной VIP-сауне, на узком диване в снятой квартире.

Алина почти сразу же ушла из дома и стала жить отдельно от родителей в Москве. Оплачивал снятую квартиру, как было известно Оресту Григорьевичу, ее отец, Авдюков. Он не знал о связи дочери со своим компаньоном. Не знала об этом и мать Алины Светлана Петровна. Не знала и Нателла Георгиевна. Орест Григорьевич молил бога, чтобы все это как можно дольше оставалось тайной.

Но все же Нателла почувствовала, что у него кто-то есть. Месяц до поездки в Рим был особенно трудным для Ореста Григорьевича. Потом ему казалось, что он усыпил все подозрения жены. Ее попытка броситься с верхней террасы кафе стала для него громом среди ясного неба. Орест Григорьевич никак не мог понять, где он допустил оплошность — он ведь старался звонить Алине в Москву лишь в те короткие часы, когда под каким-то предлогом оставался в номере отеля один, отказавшись сопровождать жену осматривать какую-то очередную античную достопримечательность.

И тем не менее там, в Риме, Нателла попыталась покончить с собой — по крайней мере так ему преподнесли все произошедшее на террасе кафе. И он не на шутку испугался. На какое-то мгновение он даже решил порвать с Алиной. В Москву из Рима он летел именно с этой мыслью — порвать, закончить, освободиться от наваждения, но…

В Москве они встретились и переспали. Потом снова встретились и переспали. Потом снова, снова, снова. Алина безрассудно и смело запретила ему пользоваться презервативами, она жаждала все испытать в любви — она всегда носила с собой в сумочке карманное издание Камасутры. Она шептала ему в постели такие вещи, от которых он пьянел, как от вина. Она была легкой, как тополиный пух, и нежной, как бутон. Орест Григорьевич не мог от нее оторваться, она была как сладчайший разрушительный наркотик. Она ничего не требовала — ни подарков, ни украшений, у нее и так все было, родители баловали ее и ни в чем ей не отказывали. До встречи с Орестом Григорьевичем у нее не было лишь одного — опыта в физической любви, и она приобретала его с жадностью, даря собой своему зрелому любовнику неописуемое наслаждение.

Бес это был, бес, бес, бес! В минуты просветления Орест Григорьевич твердил это себе — бес, прекрасный, как ангел, грешный и ненасытный, посланный в искушение. И как знать — может быть, и на погибель.

Жизнь-то человеческая — как свеча. Дунь, и погаснет. Вот Авдюкова-то не стало. И точно камень свалился с души с его смертью. Большой, тяжелый камень.

До происшествия в «Парусе» Орест Григорьевич часто думал — а что будет, если Авдюков вдруг узнает? И сердце наливалось свинцовой тяжестью. И во рту появлялся противный привкус.

А вот теперь все прошло. В этом и крылось облегчение.

Однако все же смерть Авдюкова, отца и компаньона, встала между ним и Алиной. Орест Григорьевич это чувствовал. Втайне, однако, он был благодарен Алине за сдержанность и еще за то, что она так явно была поглощена им, их отношениями, их связью. В глубине души он уже твердо решил в самом ближайшем будущем развестись с женой и жениться на Алине. А там — будь что будет.

Они поехали в ресторан ужинать. В уютном зале «Бульвара Клиши» утренняя сцена повторилась с точностью до наоборот. И вместе с тем все было так ново, остро, волнующе — белая крахмальная скатерть, хрусталь, вино в высоких бокалах. После похорон отца Алина потеряла аппетит, и он отечески уговаривал ее съесть хоть что-нибудь, соблазняя меню.

— Запеченные гребешки?

— Нет, не буду, — Алина тряхнула волосами.

— Тогда, может быть, суфле?

— Да ну его.

— Бретонский салат?

— Ну, хорошо, салат, — Алина кивнула.

Орест Григорьевич налил ей вина. Она потягивала его из бокала, взгляд ее темнел, жесты становились мягкими, длинными, ленивыми.

— Поехали отсюда, — шепнула она.

— А десерт?

— Ты хочешь десерт?

Орест жестом подозвал официанта. Они с Алиной молчали. Так было всегда. Сердце Ореста Григорьевича медленно било в грудь. Сейчас они выйдут из ресторана, сядут в машину, поедут в гостиницу и…

— Останешься со мной и сегодня, да? — не спросила — приказала Алина.

— Да, девочка. Разве я могу тебя сейчас покинуть?

— А твоя жена?

— Она… я сказал ей, что… В общем, это неважно.

В вестибюле ресторана Орест Григорьевич поймал на себе косой любопытный взгляд швейцара — видимо, они с Алиной смотрелись рядом все же не слишком гармонично. Разница в возрасте — чудовищная разница бросалась в глаза. И еще Оресту Григорьевичу было неприятно оттого, что Алина так небрежно спрашивает о его жене. А ведь Нателла знала и любила ее как дочь своей закадычной подруги с самого ее рождения. Баловала, дарила конфеты, куклы, модные джинсы и кофточки, стильную косметику. Именно она уговорила Алину выбросить крем против веснушек.

Мысль о предательстве, о какой-то ужасной роковой ошибке мелькнула и пронеслась мимо — как скорый поезд, не задевая, не оставляя на сердце осадка…

Орест Григорьевич вздохнул, обнял Алину за плечи. В машине она мешала ему вести, то включая, то выключая магнитолу, то доставая упавшую пудреницу, то пытаясь шаловливо и дерзко на каждом красном светофоре расстегнуть ему «молнию» на брюках.

— Для того чтобы как-то двигаться дальше, нам надо детально восстановить картину произошедшего ночью двенадцатого мая с Авдюковым и вчерашние события у автобусной остановки, — заметила Катя.

— У тебя фантазия буйная, творческая — рискни. — Марьяна сидела, пригорюнившись, над разворошенным, неподшитым уголовным делом. Было пять часов вечера. Часом раньше Марьяну вызывал на ковер начальник ОВД. В воздухе отдела уже намечалось некое брожение начальственных умов — строились дальновидные планы передачи дела Авдюкова в московский РУВД «на соединение по тяжести совершенного», как только логическая связь между обоими случаями станет ясной и москвичам.