— Я с тобой или я с ним? — Дергачев посмотрел на Мещерского.
— Ты со мной.
— Ты спятил? — ахнул Мещерский, — Вадик, ты с аквалангом-то где плавал, позабыл? В Олимпийском, и то всего два раза. А тут море, Балтика. Знаешь, Вадим, ты пойди лучше тоже с колокольни сигани. Честное слово, вы друг друга стоите. Погружение он задумал на спор! В море! Ты вон хоть в пруд здешний хотя бы нырни, поучись…
— В пруд не суйтесь, — неожиданно сказал Дергачев.
— Почему? — удивился Кравченко.
— Стоячая вода. Тихий омут.
— Ну и что? Черти, что ли, завелись в омуте? — Кравченко хмыкнул. — Или водяной? Что-то я вчера слыхал, когда ты под гитару пел маленькой такой блондиночке-ангелочку.
— Вот ее не касайся.
— Почему? Такая симпапулечка. И говорят — уже невеста. Только жених вот…
— Ее не касайся, — повысил голос Дергачев.
Мещерский быстро вклинился между ними:
— А что насчет этого пруда-то? Я не понял. Что там?
— Ничего. Местные сказки. — Дергачев кашлянул. — Вода там гнилая, кладбищем отдает. А это что там у вас? — Он кивнул на торчащие из лодки удочки. — Импортные?
— Швейцарские из угле волокна. Легкие и прочные, — ответил Кравченко.
А Мещерский про себя отметил, как шустро их медлительный собеседник уклонился от вопросов. Как и Базис вчера вечером.
— Ну, доброй охоты на шпроты, — Дергачев зевнул. — Совет один: идите вдоль берега до Высокой Дюны — увидите ее. Там сразу за ней есть бухта. Когда погода портится, рыба там кучкуется. И с моторкой этой поосторожнее. Она уже раз тонула, между прочим. Насчет погружения предложение в силе?
— Я же сказал, — ответил Кравченко.
— Тогда выберем погожий солнечный денек. — Дергачев улыбнулся, кивнул на янтарь:
— Смолу жене отдай, пусть себе браслет сделает. Я на призовую фишку что-нибудь другое найду.
И он повернулся было уходить, но Кравченко удержал его. То, что Дергачев вспомнил Катю, словно навело его на какую-то мысль. Какую, Мещерский догадался позднее.
— Подожди, Иван, — Кравченко вроде бы замялся, — ты тут вроде всех в поселке знаешь…
— Ну?
— Участковый ваш что за фрукт?
— Катюшин? — Дергачев удивленно посмотрел на Кравченко. — Он не фрукт, прошу запомнить. Он — мой старый кореш: в Калининграде на одной улице жили. И тут в одном доме квартиру вместе снимаем.
— А что же твой земляк сюда перевелся?
— Он не перевелся. Сослали его сюда, в глушь, в Саратов… — Дергачев усмехнулся. — За характер свой боевой страдает Клим. У него, между прочим, дядька родной — ба-альшая шишка в милиции. Генерал. Он его сюда и запихнул, когда Климу дело прокуратура начала шить.
— Уголовное дело? — насторожился Мещерский. — Вашему участковому? За что?
— За инициативу, можно сказать, за героизм. Эх, люди-начальники, — Дергачев вздохнул. — Кого-то задержали они. Он в розыске в УВД Калининграда работал. Ну, хмыря какого-то они брали в приграничном с Литвой поселке. Тот деру дал к границе. Ну, и инцидент получился с литовской стражей. Драка, в общем… Они ж нормального языка не понимают. Клим, человек горячий, ствол достал. А что, надо было тому уголовнику дать на ту сторону уйти? Словом, стрелял он, в результате и того ранил, и пограничника литовского. Ну, конечно, скандал, прокуратура сразу дело завела. В тюрягу вполне мог загреметь. Хорошо, его дядька-генерал выручил. Правда, как выручил-то? Скоренько запихнул в сводный отряд спецназа, в Чечню.
Клим там три месяца оттрубил в разведроте, потом его сюда сослали, на косу, пока шум с прокуратурой не поутихнет.
— Ну, вы тут и даете, — процедил Мещерский, косясь на Кравченко, который уж что-то слишком внимательно слушал про злоключения участкового. — Неудивительно, что у вас тут людей среди бела дня на пляже режут. Каков поп, таков и приход.
— Это вы про убийство? — нахмурился Дергачев.
— Да. А еще я краем уха слышал, что вроде кто-то тут у вас пропал. И не один, а, кажется, двое.
— Трое, — ответил Дергачев. — Ладно, я пошел, плывите. — Он круто развернулся и зашагал враскачку по причалу.
Кравченко прыгнул в лодку и сел к мотору.
— Слушай, а что он приходил-то, я не понял? — спросил Мещерский. — Янтарь, что ли, подарить?
Кравченко спрятал подарок для Кати поглубже в карман и плотнее запахнул дождевик.
— Мы едем рыбачить или нет? — в свою очередь спросил он Мещерского.
Глава 12
КРИВОЙ, МЫШКА И РОГАТЫЙ МУЖ
Проводив Кравченко на рыбалку, Катя так больше и не сумела заснуть. Собственно, когда Драгоценный В.А. еще затемно заворочался в кровати, как бегемот в болоте, засуетился в поисках то того, то другого, заметался из душа к шкафу и от шкафа к не разобранному еще чемодану, Катя, сразу же стряхнув с себя сон, выскочила из-под одеяла и, как верная жена, тут же активно включилась в поиски, сборы и яростные споры приглушенным шепотом о том, что брать. В какой-то миг ей даже захотелось ехать с ними. Все равно она поднялась чуть свет. Не пугала даже кромешная темень за окном и холодный ветер, дувший в открытую форточку. Это было почти приключением — море, шлюпка, рыба, пляшущая на крючке, едва лишь закинешь удочку, спортивный азарт лова. Все лучше, чем снова сидеть как сова одной в номере или слоняться по пляжу.
Однако, взглянув на Драгоценного, Катя тут же раздумала рыбачить. Утром Кравченко даже не заикался о вчерашнем своем предложении. На лице его застыло благоговейное, сосредоточенное выражение: глава семьи, кормилец собирается на промысел. Ни-ни отвлекать его от этого священного ритуала.
В результате, проводив его, Катя вернулась в теплую кроватку. Закрыла глаза, полежала, потом открыла глаза, заворочалась, включила ночник, поискала, что бы почитать, конечно, ничего не нашла, потому что не взяла ни одной книжки (шляпа несчастная), решила в тишине поразмыслить о тайне убийства на пляже, но тут же расхотела — а ну его в баню. Не хватало еще с самого утра портить себе настроение и расстраиваться. И встала. Уже окончательно и бесповоротно.
Часики показывали совершенно нереальное время — без четверти пять. И тут Катю вдруг осенило: да это же самый подходящий момент, чтобы встретить рассвет на берегу моря. Хоть будет потом что вспомнить, чем похвастаться — мол, видела своими собственными глазами, как огненный шар солнца поднялся над морской пучиной, блистающая колесница Гелиоса начала свой дневной путь по небесному своду.
Катя порылась в чемодане. Кравченко в отличие от нее знал, куда они едут, и набрал немало теплых вещей. И как только она не обратила внимания, что он берет с собой «на юг» сразу две куртки и три шерстяных свитера, и не насторожилась еще в Москве? Ведь одежду-то она сама паковала, собственноручно. Эх, рассеянность наша…