— Ты к Линку несправедлива, — сказал Катюшин, — значит, он тебе не звонил? И о вчерашнем происшествии в церкви ты ничего не знаешь?
— О каком еще происшествии в церкви? — спросила Марта настороженно.
Катюшин покосился на Сукновалова.
— Да так, ничего страшного. Линк мне тут одну историю рассказал. Глупую.
— Опять ему те следы на полу померещились? — напряженно спросила Марта. — Не хватало еще, чтобы мой троюродный братец марихуану в церкви курил!
— Нет, Марта, кто тебе сказал, что он курит марихуану? И на этот раз ни о каких следах речь не шла, — мягко возразил Катюшин.
А Катя, внимательно и молча следившая за всем этим запутанным допросом, подумала: "Итак, Катюшин знает о попытке Дергачева покончить с собой.
А Марта, судя по ее реакции, об этом не знает ничего.
Или же весьма искусно делает вид. Но при чем тут тогда какие-то следы на полу церкви? Чьи следы?"
— Ладно, хоть что-то с этой Преториус теперь прояснилось, — сказал Катюшин. — Спасибо тебе, Марта, и вам, Григорий Петрович, за информацию.
— Как только мы узнали об убийстве, сразу же решили, что нам надо немедленно сообщить милиции все, что нам известно. Поэтому Марта вам и позвонила, — ответил Сукновалов, — с такими вещами шутить нельзя, тем более когда такое несчастье стряслось с вашими знакомыми. Тут малейшая деталь может помочь следствию.
— Вам, правда, еще раз придется все это повторить следователю прокуратуры. Но это позже, когда на допрос вызовут, — предупредил Катюшин.
— Мы готовы. Но учтите, — Григорий Петрович посмотрел на Марту, взял ее за руку и поцеловал, словно извиняясь за свои резкие высказывания, — после свадьбы мы едем с женой в путешествие — Германия, Австрия, Италия. Вот решили, как только дела с консервной фабрикой утрясутся, устроим себе медовый месяц недель этак на восемь-десять. А, Марта, как? Ты согласна?
Марта мягко и смущенно улыбнулась. А Катя подумала: "Что за симпатичное создание! И если этот Гриша, Григорий Петрович, по виду типичнейший «новый русский», выходец, судя по всему, из прежних хозяйственников-руководителей районного масштаба, то эта Марта абсолютно не похожа на невесту «нового русского», а как две капли воды напоминает.., кого?
Ну конечно же, Золушку из старого, всеми любимого фильма. Тот же лучистый взгляд, та же полудетская, немножко кукольная внешность. И глаза — незабудки Декуматских полей, как скажет Серега Мещерский".
Кате вспомнился Линк и его лицо, когда он так благочестиво благодарил небеса за то, что спасли горе-самоубийцу. Линк тогда чрезвычайно горячо говорил о die grosse Liebe. По-русски это даже занятно звучит — «великая любовь», а по-немецки в самый раз с уместной долей туманного романтизма. Но все же, при чем тут еще какие-то следы на полу церкви?
И при чем марихуана?
— Ну, так мы поехали, Клим? — спросила Марта. — Это, к сожалению, все, что мы знаем.
— Еще не все. — Катюшин открыл дверь машины, собираясь выйти. — Завтра утром приезжает муж Преториус. Ему уже сообщили в Калининград о гибели жены. Так, значит, она говорила, что боится за себя и своего любовника? Григорий Петрович, вы в бизнесе не первый год, имя этого Алексея Преториуса вам, как я понял, известно. Каково ваше мнение? Имелись у его жены основания для опасений?
Сукновалов посмотрел на Катюшина, на Катю, молча вылезавшую из машины следом за Юлией Медовниковой, снова достал из кармана сигареты, предложил сначала участковому.
— Черт его знает, — сказал он задумчиво. — Кое-какие слухи о нем по побережью ходят. Что до меня, я бы сто раз подумал, прежде чем тащить к себе в постель жену такого человека. Свинец, молодые люди, трудная штука для пищеварения, когда вам его всадят в живот из пистолета в вашем же собственном подъезде.
— Ах, вот даже как, — сказал Катюшин, — понятно.
Когда серебристо-серый «Мерседес» укатил с ветерком и Юлия Медовникова снова вернулась за стойку бара проведать мужа-бармена и веселившийся на дискотеке народ, Катюшин объявил, глубокомысленно изучая расположение окон на фасаде гостиницы:
— Ну, ясное дело. Либо муж ее пристукнул, либо Чайкин — любовник. Завтра взгляну мужу в его честные глаза, потом с любовником его познакомлю. А потом можно и следователю рапортовать, что дело в шляпе, раскрыто собственными силами с привлечением метода простейшей дедукции. Пусть обвинение предъявляет.
— Кому? — спросила Катя.
— Или Преториусу, или Чайкину. Кто больше подходит. Кстати, про Чайкина, — Катюшин хмыкнул, — мне ребята знакомые из Калининградского розыска проверку небольшую по нему устроили. Занятное, оказывается, у него место работы, как я и предполагал. Ну, просто малина, честное слово.
Катя только тяжко вздохнула — да, и послал же в Морское бог это чудо в перьях — участкового Катюшина!
— Клим, а вам не кажется, что вы слишком спешите с выводами?
— Мне не кажется. Мне мой богатый оперативный опыт подсказывает. А что это ты вдруг так официально? — Он усмехнулся. — Уж, пожалуйста, без чинов.
Или совсем забыла, что я сказал в самый первый раз там, на берегу?
«Ой, только не это», — не на шутку испугалась Катя и быстро спросила:
— А где сейчас Чайкин?
— В КПЗ опорного пункта переночует, я ему, между прочим, свой матрас принес и подушку.
— Задержание незаконно.
— Ну, пусть жалуется на меня, — великодушно разрешил Катюшин, — завтра посмотрим, как он на очной с мужем ее объясняться будет. Завертится как уж на сковородке. Преториус-то этот, видно, мафиози приличного градуса. Слышала, что про него Сукновалов-то сказал? А он сам — орех крепкий и в бизнесе не первый год. Да и не робкого десятка к тому же.
— Сукновалов, как я поняла, жених Марты, сестры Динка?
— Угу… Скоро у них свадьба. Правда, они уж с полгода и так вместе живут — она у него.
— Староват женишок-то.
— Ну, кому что нравится. Мне вот, например, москвичка одна сердце разбила, — томно вздохнул Катюшин, — но вам, видно, это даже неинтересно.
— А вы с Мартой, кажется, давние приятели?
— А ты ревнуешь? Уже?
— Ну, как тебе сказать? Повод для ревности налицо. Очень даже милая особа. Натуральная Золушка, уже приехавшая в хрустальных башмачках на свой бал.
К тому же, судя по брату, иностранка.
— Нет, это Михель Линк из-за Берлинской стены.
А Марта здесь родилась и выросла, точнее, не здесь, а в Калининграде. Мы все, между прочим, оттуда — я, она, Иван Дергачев. Мы с Мартой в одной школе учились, правда, она на два класса старше, а с Дергачевым в одном дворе жили. А дружили, потому что в одну студию театральную ходили в нашем Доме моряка.
Молодежный театр там был — ну, сила!