Слуги света, воины тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Эрик Ниланд cтр.№ 29

Дядя Генри обернулся и посмотрел на Сесилию.

— Да, почему бы не рассказать им?

— Я… — Сесилия попятилась.

— Ага, — проговорил дядя Генри успокаивающе. — Вот видишь? Нет никаких причин.

Сесилия сердито прижала руки к груди, но больше возражать не стала.

— Давайте же, — поторопила Фиона дядю Генри. — Расскажите нам.

— Много лет назад я был в Венеции во время городского карнавала. — Дядя Генри потер руки. — Это был великолепный праздник. Танцы и спектакли на улице, веселые сборища днем и ночью. И все в масках. У некоторых маски были простые, кожаные, а у других — украшенные золотой фольгой и серебряной пылью, драгоценными камнями и перьями экзотических птиц. Вот где познакомились ваши мать и отец — там, где они оба были в масках.

Для пущего эффекта он провел по лицу рукой с растопыренными пальцами.

Фиона была зачарована. Она почти слышала гомон толпы на улицах и плеск воды в каналах, где покачивались гондолы.

— Как уже сказано, — продолжал дядя Генри, — я не так близко знал вашего отца, но знаю, что он был высок и статен, играл в поло и всегда великолепно одевался. Говорят, его улыбка была невероятно соблазнительна. И хотя обо всем этом мне известно только по слухам, говорили, что ни одна женщина не могла устоять перед ним. — Казалось, дядя Генри унесся мыслями куда-то вдаль. Но в следующее мгновение вернулся и продолжил: — Словом, чаровник… хотя, насколько я себе представляю, порой это создавало ему большие проблемы.

— Как это может быть? — удивился Элиот.

— А представь себе, что ты нравишься всем с первого взгляда. Представь, что все влюбляются в тебя из-за того, какой у тебя нос или прическа. Нет, он был одинок, потому что ни одна женщина не знала, что у него на сердце, каковы его желания и мечты. — Генри похлопал себя по груди. — Итак, ваш отец был в маске. Спрятал под ней лицо и улыбку, чтобы не обращать на себя внимания. Но все же его влекло к людям, он искал их общества. Вот так он и повстречался с вашей матерью.

— Она тоже была красива? — спросила Фиона.

— Она была красивее, чем можно описать словами, дитя, — вздохнул Генри. — Мужчины дрались на дуэли за то, чтобы иметь честь просить ее руки. Но конечно, все получали отказ. Тайные воздыхатели засыпали ее подарками, но ей было все равно. Она считала романтические отношения уделом пошлых людей, а влюбленных — просто глупцами.

Фиона отдала бы все на свете за подарок от тайного воздыхателя… хоть бы раз такое случилось! Интересно, каково это: быть для кого-то центром мироздания?

— Но если все это ее не интересовало, — спросила девочка, — зачем же тогда она пошла на карнавал?

— Она не верила в любовь, но ей хотелось в нее верить, — объяснил Генри. — Она была женщиной умной, просвещенной и решительной, но при этом одинокой. Как-то раз она сказала мне, что ходит на вечеринки с одной целью: наблюдать за тем, как люди влюбляются. Она поражалась их неблагоразумию, но завидовала их счастью… каким бы мимолетным оно ни было. — Тень печали пробежала по его лицу. Он наклонился к столу. — Ей казалось, что она никогда этого не поймет, а уж тем более — не переживет сама. Но она ошибалась.

Фиона и Элиот сели на пол, у ног дяди Генри.

— Она увидела вашего отца в бальном зале, где сидела и наблюдала за танцующими. Только они двое в этом зале не веселились… и тут он тоже увидел ее и подошел к ней.

Он заметил, что эта женщина в маске отвергает все приглашения на танец, поэтому сказал ей, что хотел бы побеседовать с ней и, возможно, понять, почему столько людей ведут себя как полные идиоты.

Она согласилась, и вскоре им стало понятно, как много у них общего: жизненная философия, любовь к путешествиям по всему миру, знание многих языков. И оба они, хотя в них то и дело влюблялись, сами никогда не были влюблены. Они гуляли по мощеным улицам, плавали в гондолах и, наблюдая за влюбленными парами, не подшучивали над ними, как прежде, но смотрели на них и спрашивали себя: почему человеческим сердцем так легко завладеть… а потом оно неизбежно разбивается.

Они сидели в маленьком кафе, выходящем на Большой канал, и пили кофе. Появилась луна, загорелись звезды. Лимонные деревца в кадках испускали чудесный аромат. Когда над водой взошло солнце, ваш отец снял маску, и ваша мать сделала то же самое.

Они посмотрели друг другу в глаза. В это мгновение стихли все разговоры о чужих романах, о том, как они оба одиноки, о том, что они — родственные души. Случилось невероятное: они влюбились друг в друга.

Фиона, зачарованная этой историей, встала на колени.

— А что было потом? Где они поженились?

— Насколько мне известно, в Париже, — ответил Генри, не глядя на Фиону. Он словно бы что-то припоминал. — Я не знаю всей истории.

Фиона озадаченно взглянула на Элиота.

— Как же так? Как вы можете не знать об этом? — задал Элиот вопрос, возникший одновременно и у него, и у сестры.

— Тут их история усложняется, — сокрушенно вздохнул дядя Генри. — Семейства вашего отца и наше в ту пору не общались между собой; на самом деле Монтекки и Капулетти из «Ромео и Джульетты» по сравнению с ними устраивали нечто вроде дружеской бар-мицвы. [23]

Существовал уговор о том, что одно семейство никогда не будет вмешиваться в дела другого, а это событие, безусловно, считалось…

Его слова повисли в воздухе.

Тень легла на лицо дяди Генри.

Фиона и Элиот обернулись.

В дверях, держа в руке нож, которым она резала праздничный торт, стояла… бабушка.

Взгляд Элиота перескакивал с дяди Генри на бабушку.

Он резко вскочил. Кровь отлила от головы, и ему показалось, что бабушка и дядя Генри отбрасывают тени друг на друга. Но свет проникал в комнату только через окно, справа от дяди Генри, и тени лежали под неправильным, неестественным углом.

Элиот моргнул, но тени не исчезли. Он шагнул к Фионе, и они ударились друг о дружку локтями.

Что-то еще возникло между бабушкой и Генри — что-то вроде прозрачного стекла, готового вот-вот разбиться. Элиот почувствовал, как стекло звенит и потрескивает.

Надо было что-то предпринять.

— Это… — произнес он надтреснутым голосом, кашлянул и начал снова. — Это дядя Генри.

Свет и тени вернулись на свои места. Бабушка вздохнула.

— Вижу. — Она полуприкрыла глаза, словно свет слепил их. — И как всегда, плетет небылицы.