Куявия - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 116

Он зарычал, она вздрогнула, ведь могла и убить, тем временем колено с силой раздвинуло ноги. Она яростно сопротивлялась, на губы ей капнуло теплым, она непроизвольно коснулась языком и ощутила солоноватый вкус крови. И все-таки, мелькнула жаркая мысль, даже с разбитым в кровь лицом не избил, не ударил, даже сейчас старается не причинить ей боли.

Эта мысль парализовала всю волю к сопротивлению. Она чувствовала его ищущие губы, даже непроизвольно ответила на поцелуй, тело разомлело, услышало страстный зов, но могучее наслаждение, что прокатилось жаркой волной по телу, все-таки показалось ей… недостаточным. Зов плоти силен, но чего-то недоставало.

Более того, сейчас была уверена, что наконец-то ощутил и он.

* * *

Под окнами даже ночью иной раз скрипели тележные оси, шумно всхрапывали измученные кони. Блестка слышала неровный стук подков, лошади выбивались из сил, люди вскрикивали надсадными голосами, слышались щелчки бичей, но чаще переселенцы сами подталкивали тяжелые телеги, хватались за огромные колеса.

Утром она видела на площади костры, сгрудившиеся вокруг согбенные жалкие фигуры. По слухам, прибывали даже князья и беры, все из числа тех, кто не признал артан властелинами Куявии. Знатных людей разбирали по домам горожане, а челядь устраивалась в пещерах, что освободились, хотя многие предпочитали ночевать у костров, разведенных вблизи повозок: зато уберегут от расхищений.

Иггельд не показывался в доме уже двое суток: устраивал переселенцев, занимался каким-то строительством оборонительных сооружений. Когда на третий день появился, от него пахло гарью, а одежда и волосы присыпаны мельчайшей каменной крошкой.

Из его дома таскали еду и продукты прямо на площадь перед домом. На кострах пекли, жарили, там любому куску хлеба рады, люди счастливы, многие не верят, что наконец-то добрались до места, куда артане не придут и откуда вообще нет пути дальше.

Блестка тоже выходила несколько раз, всякий раз привлекая внимание звоном цепей. Получалось не нарочно, но ей хотелось посмотреть на новоприбывших, узнать прямо от них, откуда их спугнули, где артане сейчас.

Ее рассматривали жадно, но без такой уж открытой враждебности, как она ожидала, хотя всем сразу сообщали, что это пленная артанка, знатная, захвачена самим Иггельдом. Напротив, она слышала жалостливые вздохи женщин, сочувствующие возгласы, а мужчины вообще бурчали, что этот Иггельд ставит себя в смешное положение: женщину в цепи! Как будто она куда-то может убежать из этого каменного мешка…

Однажды, когда она возвращалась в дом, а следом неотступно шел бдительный Оследнюк, сама Блестка сбилась с шага, засмотревшись. Через площадь между кострами и повозками шла высокая статная женщина. Блестка смотрела на нее сверху, но когда женщина, словно ощутив взгляд, слегка приподняла голову, показалось, что именно она смотрит на Блестку свысока, с вялым безразличием.

– Кто это? – спросила Блестка шепотом.

Сердечко почему-то колотилось, как будто оказалось над пропастью. Оследнюк остановился рядом, прорычал хмуро:

– Иргильда.

Он умолк, полагая, что этим сказано все, переступил с ноги на ногу, ожидая, когда она пойдет в дом. Блестка, не дождавшись продолжения, спросила все так же тихо:

– А кто она?

Оследнюк остолбенел так, что едва сумел закрыть рот. Глаза расширились в радостном удивлении.

– Ты не знаешь, кто такая Иргильда?

– Нет.

– Боги!.. Есть же такие дикие люди!

И, приведя в ее комнату, в течение часа обстоятельно пересказывал все, что знал, а знал удивительно много. Наконец ушел, не забыв ни снять оковы, ни надежно задвинуть за собой дверь на засов. Блестка улеглась, раскинула руки. Но, прежде чем отдаться сладким грезам, успела подумать о своем заточении и о том, что под ударами доблестных артан в это забытое богами и заброшенное место сбегается всякая дрянь и отбросы, как вот эти отвратительные беры или эта мерзейшая Иргильда.

На другой день она после обеда латала мужскую одежду вместе с остальными женщинами, когда хлопнула входная дверь, женщины перестали шушукаться, смех оборвался, и над всеми словно повеяло холодом. Блестка подняла голову.

В их сторону от двери шла та самая женщина, которую Оследнюк назвал Иргильдой, женой тцара и мачехой Итании, из-за которой и разгорелась жестокая война. Она шла не к ним, как сразу поняла Блестка, а просто в их сторону, в трех шагах лестница, ведущая в верхние покои, где сейчас совещаются мужчины, все женщины притихли, как робкие мыши при виде огромного кота, что даже боятся смотреть в его сторону и трусливо молятся своему мышиному богу, чтобы кот их не заметил, прошел мимо, он же большой и сильный, что им наши мелкие мышиные души…

Блестка вскинула голову и с любопытством разглядывала грозную женщину, о которой уже наслушалась столько гадостей. Иргильда двигалась величественно, никого не замечая вокруг, взгляд устремлен поверх голов, статная и все еще красивая, все-таки тцарица, затем ее взгляд опустился и встретился со взглядом Блестки.

Она сделала еще пару шагов, женщины совсем замерли и опустили головы. Иргильда остановилась, ее холодные глаза без всякого выражения бесцеремонно осмотрели Блестку, остановили взгляд на тяжелых оковах на ее руках и ногах, снова осмотрели ее со странным выражением в жестоких холодных глазах.

– Пленная, – произнесла она с некоторым удивлением в голосе. – Пленная артанка!

Сзади придвинулся один из беров, Блестка видела его раньше, сказал угодливо:

– Рабыня!.. Ее захватили в самой Артании!

Иргильда произнесла брезгливо:

– Какая же она рабыня? Рабыни не носят таких оков… Скажи, женщина, ты – рабыня?

Бер крикнул строго:

– Встань, рабыня, когда с тобой разговаривают!

Блестка, сидя, выпрямилась, ответила с веселой яростью:

– Все верно, я – пленная!.. И когда сюда придут артане, а они придут, то всех вас развесим на корм воронам! А с тебя, жирная свинья, я своими руками сдеру шкуру… с живого.

Бер отшатнулся, отступил и едва не упал, наткнувшись на скамью. Кто-то сдержанно засмеялся.

Иргильда не шелохнулась, взгляд оставался все таким же, и даже голос не изменился, когда произнесла холодно и размеренно:

– Носи оковы. Носи с гордостью. Не снимай… и не давай их снимать. Другие же не снимают?

Она шагнула дальше, уже забыв о пленнице, взгляд устремлен вдаль, только из-под накидки выскользнула белая холеная рука, поправила безукоризненные волосы в затейливой высокой прическе, тяжелые золотые браслеты мягко звякнули и соскользнули к локтю, обнажая тонкое изящное запястье.