* * *
Назад двигались чудовищно медленно. Мало того, что пристав — звали его Афанасий Юрьевич — непрерывно болтал с англичанином, вгоняя в пот толмача-немца, так еще и останавливались чуть не каждый час. Сначала Маша и особенно Мишка живо радовались остановкам: на стоянках вкусно кормили. Но когда был объявлен третий привал подряд, даже охочие до халявной еды и выпивки купцы кисло скривились. Немец что-то долго пытался втолковать Афанасию Юрьевичу, но успеха не достиг. Тогда посол поискал глазами Мишку и подозвал его к себе жестом скорее жалобным, чем властным. Маша из любопытства подъехала вместе с «несчастным любимым».
— Переведи, — попросил посол, — а то мой толмач… несколько устал.
Немец только зыркнул исподлобья, но спорить не стал.
— Спроси, — продолжил англичанин, — можно ли дальше ехать без остановки?
Мишка перевел. Пристав вздохнул и загундосил (видно, уже не в первый раз):
— Высокий гость великого государя, царя и великого князя всея Руси, — затем, к ужасу присутствующих, он огласил титул полностью, — не должен в пути ни в чем нуждаться, а должен, напротив, быть окружен заботой и вниманием.
— Он что-то хитрит, — перевел Мишка англичанину.
— Ладно, — вздохнул тот, — а можно останавливаться только в городах? Или хотя бы в деревнях?
Маша вздохнула. Она хорошо понимала посла — все три раза устраивали привал прямо посреди чистого поля. Один раз, правда, на лесной опушке, но комфорт все равно получался слишком походный.
Услышав перевод вопроса, Афанасий Юрьевич расцвел в улыбке:
— Конечно! Следующий раз будем ужинать в городе!
— В Москве? — без особой надежды спросил посол.
— Если бог даст, — дал уклончивый ответ москвич.
Но в следующий раз кавалькада снова встала на лоне природы. Перед остановкой случилось примечательное событие: со стороны Москвы на взмыленном коне прискакал гонец и что-то коротко сообщил Афанасию Юрьевичу. Пристав кивнул и тут же объявил, что пора подкрепиться.
Послу, очевидно, все это надоело. Он и не подумал натянуть поводья, и подаренный конь неспешно двинулся дальше. Англичанин даже как будто развалился в седле (которое он, к слову, заменил на более удобное, безо всяких украшений). Тут уж пристав обратился к Мишке:
— Парень, догони своего… индюка и скажи, что негоже… Ну короче, пусть остановится!
Мишка соскочил с повозки и легкой трусцой припустил за англичанином. Он даже обрадовался этой возможности размять ноги.
— Ваша светлость, — Мишка использовал тот титул, которым посла величала его свита, — остановитесь, пожалуйста.
Англичанин даже ухом не повел.
— Ну правда, — Мишка ухватился за стремя, чтобы не отставать, — он не сам… упрямится. Ему из Москвы приказывают вас задержать.
— Гонец… ага… — задумчиво произнес наездник. — Ты прав, юноша. Хорошо, передай, что я согласен на остановку… Но только в населенном пункте.
Афанасий Юрьевич, когда ему передали ультиматум высокого гостя, скривился, как будто ему предложили живьем проглотить змею. По глазам было видно, что он пытается совместить несовместимое: и посла умилостивить, и к Москве слишком близко не подъехать. Маша, подошедшая послушать интересное, поняла, что человека надо спасать.
— Скажите, а вон там, — она махнула рукой в сторону от маршрута, — есть какая-нибудь деревня?
Пристав сначала тупо уставился на советчицу, но через пару томительных секунд сообразил, что ему предлагают отличный выход.
— Митька! — гаркнул он, и рядом вырос паренек, который недавно инструктировал посла по поводу этикета. — Найди мне деревню для постоя! Только чтобы в стороне он тракта!
Митька исчез так же шустро, как появился.
— Молодец, девка! — похвалил Афанасий Юрьевич Машу и, увидев недовольную реакцию Мишки, уточнил у парня: — Невеста твоя?
Первой реакцией Мишки было возмущенно отказаться от такой «супруги». Однако он вспомнил легенду, благодаря которой их взяли к себе англичане. Чтобы не выдавать себя, неопределенно пожал плечами.
— Не бери! — посоветовал Афанасий Юрьевич, нисколько не заботясь присутствием Маши. — От умной жены одни неприятности…
Маша так и не поняла, обижаться ей на такое заявление или посчитать его комплиментом.
* * *
Деревня нашлась, но тягомотина продолжилась. Его светлость посол разбушевался не на шутку и требовал от принимающей стороны комфорта.
После того как он вошел в избу, которую ему определили, и в очередной раз увидел накрытый стол, его английское терпение и европейское воспитание дали сильную трещину.
Миша переводил с каменным лицом, опуская детали.
— Он не хочет есть… Он не понимает, как цивилизованные люди… эээээ… Он хочет спать в нормальных условиях. Потому что на лавках спят только… эээ… И отсутствие мебели… эээ… Он говорит, что если ему сегодня не предоставят для сна кровать, то он сейчас отправится прямиком в Москву и расскажет вашему, то есть нашему, царю о том, как… эээ… плохо с ним обращались в дороге.
Афанасий Юрьевич не то, чтоб испугался, он окаменел от ужаса. Глаза его стали огромными и бессмысленными, он начал махать руками, тяжело дышать и с трудом произнес:
— Нет! Нет! Ноу!..
— О, ду ю спик инглиш? — удивился посол.
— Ноу! Ноу! — продолжал бормотать пристав, медленно багровея.
— Он не говорит по-английски, — автоматически перевел Мишка, — он очень расстроен тем, что вы недовольны, ваша светлость. Я думаю, если вы соизволите подождать полчаса, мы уладим все ваши проблемы.
— Я жду последние полчаса, — процедил посол и вышел из горницы.
Мишка сразу смекнул, что больше всего пристава напугал не гнев посла, — на него ему было наплевать, — а то, что англичанин может накляузничать на него в Москве. Как ни старались они с Машей не слушать о казнях и пытках, распространенных в то время, но информация все равно просачивались в уши. То расскажут, что кому-то за воровство руку и ногу отрубили, то за невыполнение приказа на кол посадили, то за дезертирство из армии забили до смерти. Что сделают с Афанасием Юрьевичем, который не смог ублажить посла, следующего к самому царю, страшно даже представить.
Хотя сам Афанасий Юрьевич, судя по его виду, представлял это очень хорошо.
— Ка-ка-ка… — начал говорить он, как только англичанин скрылся из виду.
Маша участливо сунула ему ковш с водой. Пристав жадно хлебнул, а остаток выплеснул себе в лицо.
— Ка-ка-кую к-к-кровать? — выдавил он из себя. — Здесь не заграница, чтоб на кроватях спать! Дикие иноземцы. Бес их разбери…
— Вам лучше согласиться с его условиями, — сказал Миша со скучающим видом.