Осмотрев местность с вершины горы в подзорную трубу, наши исследователи убедились, что общий вид астероида всюду совершенно одинаков. На севере — огромное Галлийское море, гладкое, словно зеркало; было почти полное безветрие, — казалось, весь воздух застыл от холода, царившего в верхних слоях атмосферы. В туманной дали чернела еле видная точка — остров Гурби. На востоке и западе расстилалась та же водная пустыня, безжизненная, как всегда.
На юг, далеко за линию горизонта, уходила Теплая Земля. Эта часть материка напоминала огромный треугольник, вершину которого и представлял собой вулкан; основание же терялось вдали. Казалось, для человека, смотревшего вниз с высоты вулкана, неровности почвы должны были бы сглаживаться, однако Сервадак и граф ясно видели, что местность непроходима. Миллионы шестигранных призм торчали из-под земли, делая ее совершенно недоступной для пешехода.
— Воздушный шар или крылья! — воскликнул капитан Сервадак. — Вот что нам нужно, чтобы обследовать нашу новую территорию! Тьфу ты, пропасть! Нас носит по вселенной на какой-то кристаллической штуке. А уж она-то наверное представляет не меньший интерес, чем иные музейные редкости, хранящиеся под стеклом!
— Заметили вы, капитан, — сказал граф, — как отсюда ясно видна выпуклая поверхность Галлии? Стало быть, нас отделяет от линии горизонта сравнительно небольшое расстояние.
— Заметил, граф, — отвечал Сервадак. — Здесь повторяется то же явление, которое я наблюдал, глядя вниз со скал острова Гурби. А если бы с высоты в один километр смотрел наблюдатель на Земле, линия горизонта отстояла бы от него значительно дальше.
— Да, земной шар куда больше, чем наш галлийский сфероид, — сказал граф.
— Конечно, но Галлия достаточно велика для нынешнего населения. Правда, площадь плодородной земли на планете сводится всего к тремстам пятидесяти гектарам на острове Гурби.
— Да и то, капитан, эта земля родит только два-три летних месяца, а зимой будет бесплодна — почем знать? — на многие тысячи лет.
— Что же вы хотите, — улыбнулся Сервадак. — Нас поместили на Галлии, не спросив нашего согласия, остается только отнестись к этому по-философски!
— Не только по-философски, капитан, но и с благодарностью к тому, кто зажег лаву в этом вулкане. Мы бы погибли от холодов, если бы подземный огонь Галлии не нашел себе здесь выхода.
— И я твердо надеюсь, граф, что этот огонь не потухнет до конца.
— Какого конца?
— Какой будет угоден богу. Он знает, что нас ждет, ибо он один всеведущ.
Бросив последний взгляд на окружавшие их сушу и море, капитан Сервадак и граф Тимашев собрались было уходить. Но перед уходом они решили осмотреть кратер. Их поразило, что извержение вулкана носит до странности спокойный характер. Оно не сопровождалось грохотом и оглушительными взрывами, как обычно при извержении лавы и вулканических пород. Это относительное спокойствие не могло не привлечь внимания обоих исследователей. Лава даже не кипела. Жидкая раскаленная масса непрерывно заполняла кратер, переливаясь через его края, словно вода тихого озера, стекающая в канал. Да позволено будет такое сравнение: кратеру полагалось бы клокотать, как стоящему на огне котлу, из которого бежит кипящая ключом вода, а между тем он походил скорее на чашу, полную до краев, из которой вода струилась медленно, почти бесшумно. Итак, огнедышащая гора не выбрасывала никаких продуктов извержения, кроме лавы. С клубами дыма, венчавшими его верхушку, не вырывались ни раскаленные камни, ни пепел. Этим и объяснялось, что подножье вулкана не было засыпано кусками пемзы, обсидиана и других минералов вулканического происхождения, которые обычно усеивают подступы к вулканам. Не встречалось здесь и валунов, потому что Галлия никогда еще не носила на себе покрова ледников.
Как заметил Сервадак, своеобразный характер этого действующего вулкана служил счастливым предзнаменованием, вселяя надежду, что извержение будет длиться бесконечно долго. Любая крайность — будь то в человеческом чувстве или явлении природы — обречена на быстротечный конец. Всесокрушающие бури, равно как и неистовые страсти, никогда не бывают продолжительными. А здесь жидкий огонь струился так безбурно, так спокойно, что, казалось, его питает неистощимый источник. Тому, кто посетил Ниагарский водопад и любовался его водами, мирно ниспадающими по ступенчатому ложу потока, и в голову не придет, что они когда-нибудь прекратят свой бег. Нечто подобное испытывали и люди, стоявшие на вершине галлийского вулкана, и поэтому не хотела верить, что дана из его кратера не будет течь вечно.
Этот же день был примечателен переходом одной из стихий Галлии в новое физическое состояние; на сей раз способствовали этому сами колонисты.
После их окончательного переселения с острова Гурби на Теплую Землю им было необходимо ускорить замерзание Галлийского моря. Путь по льду облегчал сообщение с островом, выиграли бы от этого и охотники, получив более обширное поле деятельности. Итак, в тот день капитан Сервадак, граф Тимашев и лейтенант Прокофьев собрали все население на высокой прибрежной скале, которою заканчивался мыс.
Вода в море не застывала, хотя была довольно низкая температура. Это объяснялось ее полной неподвижностью: морскую поверхность не волновало ни малейшее дуновение ветра. Как известно, в этих условиях вода не превращается в лед даже при температуре на несколько градусов ниже нуля, но простого сотрясения достаточно для того, чтобы она мгновенно замерзла.
В назначенный час явилась также и маленькая итальяночка со своим юным другом Пабло.
— Поди сюда, моя голубка, — подозвал ее капитан Сервадак, — и скажи нам, сумеешь ли ты бросить в море кусок льда?
— Конечно, — ответила девочка, — но только мой друг Пабло бросил бы ледышку куда дальше!
— А ты все-таки попробуй!
И Гектор Сервадак вложил кусочек льда в детскую ручонку, сказав:
— Смотри во все глаза, Пабло! Увидишь, какая волшебница наша Нина!
Нина размахнулась, и льдинка полетела в водную гладь…
И тут же раздался оглушительный скрежет и треск, подхваченный где-то далеко, за пределами горизонта: вся вода на поверхности Галлийского моря мгновенно превратилась в лед!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ,
повествующая о чрезвычайно важном событии, которое повергло в волнение всю галлийскую колонию
Двадцать третьего марта после захода солнца на противоположной стороне горизонта показалась Луна, и галлийцы увидели, что она вступила в последнюю четверть.
Таким образом, спутник Галлии за четыре дня перешел от фазы полнолуния к фазе последней четверти; это означало, что период видимости галлийской луны длится около недели, а лунный месяц — всего лишь пятнадцать, шестнадцать дней. Следовательно, лунный месяц на Галлии сократился вдвое, как и солнечные сутки.
Через три дня, 26 марта, Луна была уже в соединении с Солнцем и, померкнув в его лучах, стала невидимой.