— Сударь, я обязан рассеять ваше заблуждение, причину которого не могу разгадать. Вы находитесь на земле, принадлежащей Англии по праву завоевания и являющейся ее фактическим владением с тысяча семьсот четвертого года по праву, узаконенному Утрехтским договором. Эти права действительно не раз пытались оспаривать Франция и Испания, в тысяча семьсот двадцать седьмом, в тысяча семьсот семьдесят девятом и в тысяча семьсот восемьдесят втором году, но безуспешно. И как «и мал этот остров, вы здесь находитесь в Британии, совершенно так же, как на Трафальгарской площади в Лондоне.
— Разве мы не в Корфу, столице Ионических островов? — спросил изумленный граф.
— Нет, господа, нет, — отвечал бригадир Мэрфи. — Вы в Гибралтаре.
Гибралтар! Это слово как громом поразило графа Тимашева и французского офицера. Они думали, что прибыли на Корфу, на крайний восток Средиземноморья, а оказались в самой западной его точке — в Гибралтаре, хотя их шкуна не поворачивала назад.
Это совершенно по новому освещало события, и надо было обдумать их последствия. Едва граф собрался с мыслями, как услышал крики. Он обернулся и, к своему великому удивлению, увидел, что экипаж «Добрыми» затеял драку с английскими солдатами.
Что за причина вызвала это столкновение? Да просто матрос Пановко поспорил с капралом Пимом. А из-за чего возник спор? Из-за того, что пушечный выстрел, разбив в щепы рею шкуны, раздробил трубку Пановко и слегка повредил ему нос, который действительно был несколько длинноват для русского носа.
Итак, в то время как граф Тимашев и капитан Сервадак не без труда наладили отношения с английскими офицерами, экипаж «Добрыни» успел вступить в рукопашную с гарнизоном островка.
Разумеется, Сервадак вступился за Пановко, а майор Олифент возразил, что Англия не несет ответственности за свои снаряды, что виноват во всем русский матрос, раз он находился в неположенном месте во время полета снаряда, и что, кроме того, будь у Пановко нос покороче, несчастный случай не произошел бы, и т. д. и т. п.
Тут, при всей своей сдержанности, рассердился и граф и, обменявшись с англичанами несколькими резкими словами, отдал приказ немедленно отчаливать.
— Мы еще встретимся, господа, — сказал капитан Сервадак англичанам.
— Когда вам будет угодно! — ответил майор Олифент.
Но узнав удивительную новость, узнав, что Гибралтар оказался в том географическом пункте, где должен был находиться Корфу, граф Тимашев только и думал, как бы ему поскорей вернуться в Россию, а капитан Сервадак стремился во Францию.
Вот почему шкуна сразу же снялась с якоря и через два часа уже потеряла из виду то место, которое называлось Гибралтаром.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
в которой спорят с целью установить истину, что, может быть, помогает спорщикам к ней приблизиться
Первые часы плавания прошли в спорах о том, какие выводы надо сделать из последнего, столь неожиданного открытия. Если путем споров и не удалось установить истину во всей ее полноте, это все же давало возможность графу, капитану и лейтенанту Прокофьеву хоть немного приблизиться к разгадке.
Что знали они теперь самым непреложным образом? Что «Добрыня», отчалив от острова Гурби, то есть отправившись от первого градуса западной долготы, только на тринадцатом градусе восточной долготы встретил препятствие в виде вновь образовавшейся береговой полосы. Следовательно, пройденный шкуной путь составлял пятнадцать градусов. Прибавив к этому длину пролива, открывшегося в неизвестном материке, то есть приблизительно три с половиной градуса, затем расстояние от пролива до Гибралтара, то есть около четырех градусов, и наконец расстояние между Гибралтаром и островом Гурби, а именно семь градусов, лейтенант Прокофьев получил в итоге около двадцати девяти градусов.
Таким образом, выйдя со стоянки на острове Гурби, шкуна, по-видимому, шла все время по одной и той же параллели и вернулась к своей исходной точке, иначе говоря, описала окружность, покрыв расстояние в двадцать девять градусов.
А если принять величину градуса за восемьдесят километров, то все пройденное расстояние равно двум тысячам тремстам двадцати километрам.
Из того обстоятельства, что экспедиция наткнулась на Гибралтар там, где прежде находились Ионические острова и Корфу, следовало, что вся остальная поверхность земного шара, а именно триста тридцать один градус, исчезла полностью. Прежде, до катастрофы, чтобы попасть из Мальты в Гибралтар, держа курс на восток, нужно было пересечь всю восточную часть Средиземного моря, пройти Суэцкий канал. Красное море, Индийский океан, Зондский пролив, Тихий и Атлантический океаны. Теперь же вместо этого огромного пути шкуна прошла только шестьдесят километров новым проливом и очутилась в восьмидесяти лье от Гибралтара.
Таковы были расчеты лейтенанта Прокофьева, и, при всей их приблизительности, они позволяли сделать ряд выводов.
— Ну вот «Добрыня» и вернулся к своей исходной точке, — сказал Сервадак, — отсюда можно заключить, что окружность земного шара теперь равна всего лишь двум тысячам тремстам двадцати километрам!
— Да, — ответил лейтенант Прокофьев, — а это означает, что диаметр Земли сократился до семисот сорока километров, то есть примерно в шестнадцать раз, так как до катастрофы он был равен двенадцати тысячам семистам девяноста двум километрам. Сомнений нет: мы совершили кругосветное плавание вокруг того, что осталось от земного шара!
— Пожалуй, это объясняет множество необычайных явлений, которые нам довелось наблюдать, — сказал граф Тимашев. — Так на сфероиде, сократившемся до столь малых размеров, должен был значительно уменьшиться вес предметов, и теперь мне ясно, почему Земля вращается вокруг своей оси гораздо быстрее; поэтому и промежуток между двумя восходами Солнца, то есть сутки, равняется только двенадцати часам. Что же до новой орбиты, по которой сфероид движется вокруг Солнца…
Граф остановился, так как он не совсем ясно понимал, в какой связи находится эта орбита с его новым представлением о вселенной.
— Дальше, граф, — сказал капитан Сервадак, — так что же с новой орбитой?
— А каково твое мнение? — обратился граф к Прокофьеву.
— Есть только один способ объяснить изменение орбиты, — отвечал Прокофьев, — других быть не может.
— Какой же? — с волнением спросил Сервадак, словно предчувствуя, что скажет лейтенант.
— Надо предположить, что от Земли отделился осколок, а вместе с ним и часть земной атмосферы, — сказал Прокофьев, — и что этот осколок движется в пределах солнечной системы по новой орбите, уже не совпадающей с орбитой Земли.
Приведя это объяснение, казавшееся таким правдоподобным, лейтенант Прокофьев умолк. Молчали и его собеседники. Глубоко подавленные, они задумались над тем, какие неисчислимые последствия повлечет за собой эта мировая катастрофа. Если действительно от земного шара отделился огромный осколок, куда он стремится? Какова величина эллиптической орбиты, по которой он сейчас движется? На какое расстояние от Солнца он отдалится? Какова будет продолжительность его обращения вокруг центра притяжения? Умчится ли он, подобно кометам, на сотни миллионов лье в межпланетное пространство или же вскоре будет притянут обратно к всемирному источнику тепла и света? И, наконец, совпадает ли плоскость его орбиты с земной орбитой, можно ли надеяться, что когда-нибудь он снова встретится и соединится с Землей, от которой был отторгнут?