Дебри - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Иванов, Юлия Зайцева cтр.№ 19

По северным острогам и зимовьям Якутского воеводства ползли слухи о том, что где-то на востоке есть река Анадырь; соболей там неисчислимо, а при устье в окиян уходит валунная осыпь-корга, на которой живут тысячи моржей. Опасность заключалась в том, что тундра между Колымой и Анадырем принадлежала воинственным чукчам: чукчи не пропустили бы русских, и проще было обогнуть их злую страну морем. Дежнёв вступил в товарищество, которое снарядило шесть кочей. В 1648 году флотилия вышла в Ледовитый океан. Три судёнышка почему-то отделились и отправились каким-то своим путём, а три других поплыли вдоль берегов Чукотки.

Ветер надувал паруса, и через месяц мореходы увидели скалистый и высокий «Необходимый нос», то есть мыс, который нельзя обойти (сейчас он называется мысом Дежнёва). За «носом» море укатывалось к югу – это был пролив (сейчас он называется Беринговым). Кочи свернули в пролив. Однако началась буря. Она раскидала русские суда в разные стороны. Один коч разбился о скалы и погиб. Другой коч – его вёл казак Федот Попов – унесло неведомо куда. А коч Дежнёва, помотав, выбросило на берег. Десять недель Дежнёв со товарищи, голодая, упрямо брели на полудень к Анадырю. До цели добралось только 12 человек. Они построили крепкое зимовье, будущий Анадырский острог, и принялись собирать ясак с юкагиров. В 1650 году к зимовью Дежнёва пешком пробились казаки с Колымы. Связь с «большой землёй» была восстановлена. Дежнёва избрали начальником поселения, и на Анадыре он прожил ещё двенадцать лет. В 1662 году он наконец-то вернулся в Якутск и привёз почти 300 пудов моржового клыка на сумму 17 340 рублей.

Памятник Семёну Дежнёву в Великом Устюге

Увы, никто тогда не понял, что Дежнёв нашёл конец Евразии – пролив, отделяющий Евразию от Америки. Дежнёв и сам этого не понял. Русские не решились использовать пролив для сообщения с Анадырем: бешеные воды, ненадёжно. И о проливе забыли. Его значение оценит лишь Витус Беринг, который пройдёт этим путём через 80 лет после Дежнёва – в 1728 году.

А Дежнёв продолжал службу, как и прежде. Видимо, он был человеком не только отважным, но и добродушным. Конечно, Дежнёв немало сражался с инородцами и раз десять был ранен в схватках, но больше его ценили за умение договариваться – с товарищами, с начальством, с инородцами. По всей вероятности, Семён Дежнёв попросту был изрядным хитрованом.

Служилым людям часто задерживали жалованье, потому что у местных воевод не было денег. Самым верным способом получить заработанное была поездка в Москву: надо самолично бить челом главному дьяку Сибирского приказа или царю-батюшке. А за время анадырской эпопеи казна задолжала Дежнёву 126 рублей 20 копеек – огромные деньги. И якутский воевода с пушным караваном отправил в столицу Семёна Дежнёва.

Памятник Семёну Дежнёву и Абакаяде Сючю в Якутске

В Москву он прибыл в 1664 году. Но жалованье деньгами ему выдали только на треть, а остальное – сукном: мол, сам загонишь кому-нибудь в Якутске. А за моржовую кость, которую он привёз на продажу, заплатили второсортными соболями; пришлось сбывать их в Москве и по дешёвке. Дежнёв решил отыграться. Вместе с напарником Иваном Ерастовым он должен был доставить в Якутск жалованье служилым – три тысячи рублей. А Дежнёв и Ерастов на тысячу рублей самовольно купили того же сукна, чтобы в Якутске этот товар выдали служилым в счёт жалованья, но по высоким сибирским ценам, и разница между якутской и московской ценой попала бы в карман прохиндеям. Трюк не прокатил. Ерастову прописали батогов, а вот Дежнёв, умеющий договариваться, как-то отвертелся от возмездия.

Ещё понемногу он послужил на реках Оленёк, Яна и Вилюй, однако ему уже перевалило за 60 лет, и пора было подумать о спокойной старости. Дежнёв ухитрился опять втереться в доверие к якутскому воеводе, и в 1671 году тот вновь отправил его в Москву с пушным караваном. Теперь Семён Иваныч надеялся только на свою изворотливость. Караван Дежнёва двигался «мешкотно и оплошно». В долгой дороге Дежнёв срезал печати на тюках с пушниной и подменил меха: себе взял хорошие казённые шкурки, а в тюки пихнул «свои худые соболи и недособоли драные и без хвостов». Чтобы уловка не раскрылась, Дежнёв подмочил грузы. Вероятно, что и служители таможен приняли от него «на лапу», потому что пропускали его дальше с богом, а не сажали под стражу за «поруху», хотя и видели, что мешки «подралися и попоролися», и в них явно «хожено». Вину за ущерб свалили на дожди и на мышей. Дежнёв благополучно сдал порученные ему товары в казну. Претензий к нему не имелось. И Дежнёв исчез в Москве.

Служилые люди выходили в отставку после 60-ти, и благополучие в Сибири им не светило. Тощая корова, хромая лошадь, неурожайное поле и труд от зари до зари. Разве это безбедная жизнь? В Москве проще, сытнее. И премудрый Семён Дежнёв, сжульничав в казённом караване, подготовил себе тёплое местечко для последних лет. Умер он вроде бы в 1673 году.

Житейская история, даже трогательная в своей беззлобной хитрости. Но над её бытовым простодушием возвышается громада великого открытия.

В 1658 году в Тобольск приехало посольство знатного джунгарского тайши Аблая. Аблай просил воеводу отдать ему «панцирь Ермака». Тайша собирался в военный поход на казахов и хотел иметь волшебный доспех, который, по убеждению инородцев, приносит победу своему хозяину.

Ермак погиб в 1584 году. Татары выловили в Иртыше его тело и сняли с мёртвого Ермака две кольчуги. Одну кольчугу они отдали остякам, и те увезли её на Белогорское святилище в дар идолу Обского Старика. Другую кольчугу забрал себе мурза Кайдаул, и теперь она хранилась у сына мурзы Бек-Мамета. Эта кольчуга, подарок Ивана Грозного, была «бита из железа в пять рядов», с медными рукавами и подолом, с золотым орлом на груди и «печатями меж крылец» – с медными медальонами на лопатках.

Аблай по своему опыту знал о том, что Ермак – чудотворец. В детстве Аблай тяжело заболел, и его исцелила земля с могилы Ермака. После этого отец Аблая пожелал купить у татар и панцирь Ермака; он предложил Бек-Мамету огромную плату: десять семей ясыря (рабов), 50 верблюдов, 500 лошадей, 200 коров и тысячу овец. Но Бек-Мамет отказал. И теперь Аблай просил панцирь у тобольского воеводы, который мог надавить на татарина.