Пока Серёжа на страницах этой книги таскался по холодным улицам со своей огромной сумкой. Пока Звёздочка сердито царапала стенки сумки, а Паша сладко спал, я ещё терпела, ждала: что с ними будет. А теперь, когда Серёжа каждый день носится на заброшенный чердак, чтобы повидать Звёздочку и Пашу, и до последней минуты не знает, там ли они, или их оттуда утащили, и страдает, беспокоится – на это смотреть невозможно. Когда он лезет вверх по скрипучей лесенке и, запыхавшийся, врывается в круглое окошко, и кричит испуганным голосом: «Звёздочка! Звёздочка! Паша! Паша!» – я больше не могу выдержать. И тогда я разыскиваю овощной магазин. Вот и вывеска: «Овощи – фрукты». Три ступеньки вверх, стеклянная дверь.
Народу мало. Мужчина в жёлтой куртке, старуха с двумя сумками.
– Миленькая, свесь мне капустки квашеной, – говорит старуха виноватым почему-то голосом.
Тут я вижу Серёжину маму. Лицо у неё суровое, высокая голубая шапка из мохера.
– Некуда спешить, – величественно отвечает она старухе. Я стою, прикидываю – что мне ей сказать. От её сурового лица веет холодом. Жди не жди, а разговаривать надо.
– Мне надо с вами поговорить. О Серёже.
На её лице волнение. Страх.
– Что случилось?
– Не беспокойтесь, он здоров. Ничего особенного не случилось. То есть случилось, конечно, – иначе о чём же разговаривать?
– Зина! – громко кричит она в сторону подсобных помещений. – Побудь за меня, Зина!
Выходит к нам Зина в чёрном халате. Ворчит:
– Покоя нет ни минуты.
Потом Зина встаёт к прилавку.
Мы с Анной Петровной сидим за стареньким столом в служебном помещении. В углу прямо на полу спит человек, подложив под щёку кочан капусты.
Анна Петровна молчит, ждёт. Она тяжело молчит – от её молчания у меня слова никак не выговариваются. Как будто слова умирают по дороге и подействовать на неё ни в коем случае не смогут.
Но я пришла не просто посидеть, я пришла бороться и должна начать разговор.
– Серёжа любит кошек. И нельзя их выгонять. Он же их любит, поймите.
– Я другое понимаю – избаловался. Строгости мало, вот он и показывает свой характер. Кошку ему, ещё и котёнка. А в школу зайти стыдно. Жалобы. На кошек время есть, а на ученье нет!
– Но, послушайте, учёные, психологи, очень крупные специалисты, считают так: если ребёнок способен привязаться к животному, то эту привязанность надо очень беречь. Понимаете? Из этого вырастает навык любить, заботиться. Чувство ответственности. Доброта, наконец, к близким, к матери, между прочим, тоже.
– Мне эти кошки не нужны, – твердит она, – не нужны мне эти кошки.
– Вам, я верю, не нужны. С ними и возня, и беспокойство. Но ему-то, Серёже, мальчику вашему, нужны! Он же Звёздочку не вам принёс, а к себе в дом пустил. Или у вашего сына нет дома? Он что же, у вас в гостях живёт?
– Пусть лучше учится, чем кошек разводить. Ещё и по чердакам бегает, их прячет! Думает, я не знаю. Мать – она всё знает.
Ну вот, и про чердак ей известно.
– Я в школе почти каждый день бываю. Учится Серёжа неплохо. Двойку он давно исправил. А из-за кошек страдает. Неужели вам не больно, когда ваш сын страдает?
– Знаете что? – вдруг говорит она. – Если вам так жалко Серёжу, возьмите этих кошек себе. Вот возьмите и таскайте им рыбу, молоко. Этот паразит Пашка ещё и мороженое научился есть. Да чтобы я позволила этому Пашке мороженое покупать! Возьмите! Возьмёте?
Что мне ответить ей? Мы всё время говорили на разных языках. А теперь вопрос поставлен очень ясно, и отвечать на него надо ясно. Что сказать? Что не очень уж люблю кошек. И часто уезжаю из дому, куда же мне с ними деваться, если надо ехать далеко? Нет, это не разговор. Я смотрю прямо в её глаза, в них вспыхнули злорадные точечки. Заметила, значит, мои колебания. Думает: легко рассуждать и поучать, а как до дела, так в кусты.
– Возьму, – очень твёрдо говорю я. – С удовольствием возьму и Пашу, и Звёздочку.
– Вот и бери! – вдруг раздражается она. – А мне голову своими беседами не морочь! Она у меня и так заморочена!
Человек на полу просыпается, поднимает голову, на щеке у него отпечаток капустного кочана.
– Чего ты, Нюра, разоряешься? Нервы береги, пригодятся.
И опять засыпает, устроив капусту под щёку. Я отвечаю ещё спокойнее:
– Возьму. – Когда тебе грубят, надо отвечать спокойно. Только твёрдым вежливым тоном можно остановить скандал. – Им у меня будет хорошо. Значит, договорились?
Она растеряна. А мне становится вдруг легко. Как хорошо принять решение. Если бы я сейчас начала мямлить, сомневаться, самой бы противно было. А так – всё, победила я вас, Анна Петровна. Хотя и голос у вас громче, и характер очень твёрдый.
А что, в самом деле? Пусть живут у меня кошки. Никакой трагедии. И кошки славные, и Серёжа будет часто приходить. Конечно, Серёжу жалко. Кошки с любым человеком уживутся, лишь бы вкусно кормили, да спать было мягко, да в доме чисто. А Серёже, конечно, будет грустно отдавать их в чужой дом. Но чем помочь ему? Я старалась честно, больше ничего сделать не смогла. Серёжа любит своих Звёздочку и Пашу, а значит, хочет, чтобы им было хорошо.
На чердаке больше нельзя их оставлять, просто опасно. Какие-нибудь хулиганы пристукнут, ещё и Серёжа может им под руку подвернуться. Подумать страшно.
– Сейчас прямо и заберу. До свидания, Анна Петровна.
Я иду к выходу. Вдруг она обгоняет меня в дверях, выскакивает из магазина, голубая высокая шапка быстро скрывается за углом. Я пускаюсь вслед. Она держит путь к гаражам, мне надо её догнать, потому что Серёжа сейчас как раз на чердаке.
Я спешу по улице за Анной Петровной. Ещё раз впереди мелькает голубая шапка. Не хватало мне в жизни заботы – гоняться по улицам за сердитой Анной Петровной, приносить в свой тихий рабочий кабинет сразу двух кошек, мне и одна-то ни к чему. Потом ещё добывать в магазинах рыбу для Звёздочки и пломбир для непутёвого Паши. Слышали вы когда-нибудь, чтобы кот ел пломбир? А Паша ест, только давай. Теперь они будут со мной. Какая радость. Вот так всегда случается, когда особенно нужны тебе покой и сосредоточенность. Не для лени нужны, а для большой работы. Но что делать? Жизнь сильнее наших планов, и она предлагает свои повороты…
Наконец я догнала её. Она стоит около скрипучей лестницы, трясёт Серёжу за плечи и говорит:
– А я сказала – неси этих паразитов домой! Ещё новое дело – таскаться с кошками по чердакам! Уличным хочешь стать? Уроки бы лучше делал!
Заговорила каменная мама. Трясёт Серёжу так, что голова у него мотается. А Серёжа? Может быть, ему обидно, что она его трясёт? Нет – рот до ушей.
– Нам не задали! Я пойду! Я исправлю, мам!
– Давно бы так. – Она отпускает его плечи, меня она не видит и продолжает: – Чужих бы людей постыдился. Ещё и перед писателями срамишься. А если она возьмёт и напишет, как ты двойки хватаешь и по чердакам лазишь? Понравится тебе? Совсем ты олух.