– А рисование – искусство тонких натур.
Это не совсем понятно, но Максим соглашается. Тонких так тонких. Мама застёгивает «молнию» на сапоге.
– Ага, тонких натур. А в бассейн, значит, можно не ходить?
– Это ещё почему? Бассейн – это закалка. А станция юных натуралистов – гуманное отношение к животным. Ничего нельзя пропускать.
Максиму жалко маму. Она воюет, чтобы у Максима не было свободной минутки. Мама и папа считают, что тогда Максиму в голову не полезут лишние мысли. Но мысли – не такое простое дело. Для всяких мыслей почему-то время находится.
– Слышишь? – Мама быстро целует Максима.
Он выставляет локоть – кому нужны эти нежности.
Мама всё-таки изловчилась, чмокнула его в щёку. Он сердито утирает щёку рукавом. Наверное, женщины не могут без глупостей.
– Слышишь? – кричит мама уже из лифта.
– Слышу, слышу, – отвечает Максим, хотя он уже ничего не слышит.
В это время в другой квартире происходит такой разговор:
– Толя, слушай меня внимательно, – говорит Толина мама и торопливо надевает плащ. – Математику сделай в первую очередь, я проверю, как только вернусь. И ещё одно: не вздумай играть с Максимом. Он тебе совсем не компания! Разве мало ребят во дворе?
Толя, которого все в пятом «В» зовут Колбасником, вытаращил глаза. Максим сам с ним не хочет водиться и дразнит Жиртресиной. Но этого мама не знает и знать не может. Почему она не разрешает ему водиться с Максимом?
– Почему?
– Не задавай лишних вопросов, мама лучше знает. Максим – плохой мальчик, хотя он из культурной семьи и отец у него ездит в ответственные командировки. Я сама вчера видела своими глазами, как Максим бил девочку.
– А-а. – Толя доедает бутерброд с салом. – Так это же Савёлову!
– Ну и что же, что Савёлову? Какая разница? Дело в принципе. У него поднялась рука ударить девочку! Это ужасно!
Толя начинает что-то мямлить о том, что Максим вообще-то девчонок не бьёт, а только пугает. А Савёлову – да, потому что Савёлова – другое дело. Но мама не улавливает ход его мыслей, она спешит. Мама всегда спешит. И вообще ей нельзя почему-то объяснить такую простую вещь: Максим Ольку Савёлову не бьёт, а только цепляет. Это первое. Второе: мама знает – хорошие мальчики девочек не бьют. А хорошие девочки? Они мальчиков бьют? Вчера Толя сам лично получил от Оли Савёловой такую плюху, что всю перемену в голове звенело. И совсем ни за что, вот что главное. Она проходила мимо, а он подставил ей ножку. Разве удержишься, когда Савёлова проходит мимо? Она споткнулась об его ногу, а потом дала ему по шее, обозвала толстым Колбасником. Разве можно втолковать это маме? Даже и пытаться нечего.
– Я пошла! Не смей есть сырые сосиски. Неужели трудно кинуть их в кипяток?
– Кину, кину, не беспокойся. – Толя не любит наставлений. А кто их любит? Зачем кидать сосиски в кипяток? Их же всё равно потом приходится студить.
Появляется учёный-психолог
Почему так бывает? Хорошая девочка, умная, не эгоистка, мечтает с кем-нибудь подружиться. А подружиться не удаётся, и она всегда одна. Что здесь кроется? Есть причина? В чём она? В Тане? В окружающих?
Есть такая наука – психология. Учёный-психолог лучше всех может разобраться во всём, что касается человеческих состояний, отношений, переживаний. У других людей интуиция, чувства, а у психолога – наука. Писатель скажет: одиночество, а психолог скажет: затруднённые контакты. И исследует причины, и подскажет выход.
Целый год я ходила на лекции самого учёного психолога. В зале сидели педагоги, врачи, студенты, записывали в тетрадки то, что говорила эта женщина. А она стояла на огромной кафедре, тоненькая, в больших очках, и говорила о том, как человек чувствует себя среди других людей. Почему один легко побеждает свою застенчивость, а другой не может с ней справиться всю жизнь. Почему один человек умный, а другой не очень, что это значит – умный. И почему одного все вокруг любят, а другой никому не нравится. Всем этим руководят механизмы нервной системы – поведением, настроением.
После одной лекции я подхожу к самой учёной женщине и говорю, что мне нужно с ней посоветоваться, поговорить о девочке Тане. Потому что общие научные законы – одно, а конкретная девочка Таня – всё-таки другое.
Я знаю, что учёная женщина очень занята – конференции, симпозиумы, командировки в разные страны. А ещё она пишет научную книгу. Вот у кого со временем действительно трудно.
Она смотрит на меня внимательно, как будто видит человека насквозь. При её знаниях это не удивительно. Меня такой взгляд смущает, но что делать? Насквозь так насквозь.
Она листает записную книжку, приговаривает:
– Завтра не смогу, послезавтра не смогу. Знаете что? Приходите в воскресенье ко мне домой, часов в семь. Запишите адрес.
Сколько раз я замечала: чем образованнее человек, чем он интеллигентнее, тем проще его тон, его дом.
Книжные полки, толстые тома на французском языке, на немецком.
Мы сидели у неё на кухне. Вечер – хорошее время для подробных разговоров. Тепло в кухне, чайник шумит на плите.
– Сколько лет вашей Тане? Одиннадцать? Вы хотите разобраться, почему Таня одинока. Это очень серьёзная проблема в нашей науке – одиночество.
Я рассказываю психологу, как Таня ищет друга. Вспоминаю случай с двумя портфелями.
– Она старается услужить одноклассницам, идёт им навстречу даже в ущерб своему самолюбию. Она – навстречу, а они отходят от неё. Почему?
Очень учёная женщина думает. Неужели она знает ответ на такой сложный вопрос? Почему один человек притягивает к себе людей, а другой отталкивает, хотя ничего плохого этим людям не делает. Наоборот, стремится сделать им что-то хорошее. Ведь подумать только – если есть такие ответы, то все сложности в человеческих отношениях могут кончиться! Представьте себе – никаких драм, все понимают друг друга, исчезает безответная любовь, все находят друзей. А почему же в жизни бывает не так? Значит, всё-таки нельзя дать точный ответ на такие вопросы? Или дело не в ответах?
Психолог говорит неторопливо:
– Причин несколько. Одна из них в том, что эта девочка Таня не определила, с кем она хотела бы дружить. Кто бы ни позвал, за любым пойдёт. А люди такого не любят. Они хотят быть с тем, кто к ним, именно к ним, привязан. И в любом возрасте чувствуют, кто их любит, а кто к ним равнодушен.
Мне хочется заступиться за Таню.
– Она не равнодушный человек. В ней большой неизрасходованный запас привязанности.
– Верно, – говорит психолог, – ей грустно и одиноко. Ей нужен кто-нибудь. Не Лариса, не Оля, а пусть хоть Лариса. Или, ладно уж, Оля. Чувствуете? Совсем другой оттенок. Нужен хоть кто-то, заполнить пустоту. Но никто не согласен, чтобы им заполняли пустоту.