Сингомэйкеры - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 59

Мне казалось, что даже ребенку понятно, что эпоха малых языков, хоть языка племени тутси, хоть эстонского, миновала. В Эстонии, к примеру, миллион человек, из них треть — русские, эти вообще не знали местного языка, а остальные две трети тоже говорят на русском, и вот вместо того, чтобы оставить все как есть или же учить население английскому — все равно эстонского не знают! — по всей Прибалтике местные националисты упорно насаждают свои наречия с их невероятно длинными словами и абсолютной невозможностью применять в науке, технике, искусстве… Зачем? Уже сейчас треть мира говорит на английском. Завтра будет говорить вся планета.

Такая же ситуация в Латвии и Литве, где взялись возрождать туземные языки в угоду своему трайбализму. Да что там Прибалтика, та же ситуация во множестве карликовых государств, где ко всему еще отыскиваются и свои этнические меньшинства, что требуют признания своего языка и даже отдельных территорий для создания своих государств. Это в наше время, когда мир стремительно сливается в единое целое!

Я некоторое время поворочал проблему со всех сторон, но махнул рукой. Не стоит заниматься тем, что решится само собой. Дети прибалтов уже сейчас говорят на английском, а то, что их дедушки потрясают медалями от Гитлера и бредят о временах Ягайлы, — это старческая блажь, с нею не нужно даже бороться. Она отпадет сама собой, когда отомрут носители тех идей.

А с африканским трайбализмом в Европе справиться нетрудно, стоит только вспомнить, как было раньше и что теперь. Взглянуть, как говорится, шырше. И решение становится очевидным. Но это почему-то не устраивает Макгрегора, так что поищем что-то попроще. Не вылечим, а успокоим боль, собьем температуру и уберем симптомы…

Кстати, любопытно, почему Макгрегор предпочитает именно такое решение? Он не выглядит прекраснодушным идеалистом, что побоится пролить кровь. И все-таки предпочел половинчатое решение.

Сегодня день годового отчета, Макгрегор внимательно просматривал распечатку с результатами моей деятельности, морщился, кривился, я покрывался холодным потом, а он все сдвигал брови, во взгляде я видел, как неодобрение перерастает в осуждение.

— Много риска, — сказал он наконец. — Слишком… Зашкаливает!

— Но ведь оправдалось, — вякнул я слабо.

Он сказал резче:

— Те, которые были разрешены! А которые пришлось остановить? Там бы вы наломали таких дров…

Я смолчал, опустил голову. На самом деле я и сам не был так уж уверен, что все получится, но в организации даже не стали прикидывать риски, а просто зарубили.

— Ключевые слова, — сказал он раздельно и веско, — это «стабильность» и «безопасность». Я уполномочиваю вас предпринимать во имя стабильности и безопасности в мире любые… подчеркиваю, любые!.. действия.

Я промолчал. По-моему, при всей важности поддерживать стабильность и безопасность не стоит забывать о более дальних целях. Нередко желание поскорее установить стабильность и безопасность в каком-то взрывоопасном регионе приводит к куда более масштабному взрыву в недалеком будущем.

Он взглянул на меня поверх очков, я вздрогнул, почудилось, что с легкостью прочел мои мысли, что, конечно, для меня чревато. Здесь, чую нутром, не совсем та сладенькая и беззубенькая благотворительная организация, какой показалась вначале.

И какой кажется другим дурачкам.

Я был у двери, когда услышал за спиной резкое:

— Юджин!

Я замер, сердце остановилось, а весь я начал покрываться холодным потом. Макгрегор смотрел на меня неотрывно тяжелым угнетающим взглядом.

— Да, господин Макгрегор, — проговорил я непослушными губами.

— Юджин, — повторил он строго, — вы слушали меня внимательно?

— Да, господин Макгрегор!

Он кивнул.

— Хорошо. Назовите два слова в моей длинной речи, что вас так утомила, которые показались вам самыми важными.

Я прошептал:

— Стабильность и безопасность.

Он смотрел неотрывно, глаза были темные, как две бездны.

— У вас не только хорошая память, но и неплохо работает центр анализа. Впрочем, это я и раньше знал. Что вам показалось в этих двух словах?

Я торопливо замотал головой так, что уши захлопали, как у отряхивающейся после купания собаки.

— Ничего, сэр!

— Юджин, говорите правду.

— Господин Макгрегор, — взмолился я. — Все ваши слова для меня — руководство к действию!

Он криво усмехнулся.

— Вот как?

— Уверяю вас!

Он помолчал, затем, не сводя буровящего взгляда, спросил:

— Руководство?

— Да!

— Это хорошо, — проговорил он. Я чуть-чуть расслабил мышцы, готовые лопнуть от перенапряжения. — Это хорошо… что даже, когда сомневаетесь, все равно действуете строго по инструкциям. Не так ли?

— Так, — заверил я. — Так!

Он кивнул и как выстрелил неожиданный вопрос:

— Но все же сомневаетесь?

Я не успел с лицевыми мускулами, и Макгрегор наверняка тоже это увидел, лгать поздно, я промямлил жалко:

— Я все выполняю в соответствии… А мои сомнения не мешают мне работать, да и сомнений практически нет, вы же знаете… вы все знаете!

— Не все, — уточнил он, — но многое. Вы правильно выделили ключевые слова, но одновременно и усомнились в них. Не так ли?

Я молчал убито, он видит меня насквозь, но даже если не заметит сейчас, то аналитики покажут ему расшифровку моих лицевых мускулов, задержек и запинок в речи, нервозности тона, и все это изобличит меня больше, чем если бы признался сам.

— Это не само сомнение, — сказал я торопливо. — Мне просто показалось… на миг!.. что при всей важности поддерживать стабильность и безопасность не стоит забывать о более дальних целях. Нередко желание поскорее установить стабильность и безопасность в каком-то взрывоопасном регионе приводит к куда более масштабному взрыву в недалеком будущем… Но это только мнение дилетанта, не принимайте его за мои убеждения!

Он помолчал, меня трясло, наконец он проговорил все еще ледяным голосом:

— Юджин, вы хороший работник. Но в нашей организации сосредоточена большая, очень большая мощь… и потому в ней должна быть железная дисциплина! Потому вы должны прилагать все усилия для наиболее точного выполнения того, что сказано вашими руководителями.

Я кивнул.

— Да, сэр! Есть, сэр. Я делаю, я так и делаю.

Он некоторое время еще сверлил меня жутким взглядом, я почти не дышал, наконец он кивнул.