— По ним живем, — уточнил он.
— Вот-вот, по ним. А раз так, то позарез надо знать,
что дальше за этими правами! Это плохо, когда горизонт приблизился вплотную.
Простому электорателю неважно, что за горизонтом, а политик обязан видеть!
Он хлопал глазами, старался понять, мне стало его жалко, не
люблю ломать укоренившееся мировоззрение людей, хороших людей и хорошее
мировоззрение. Понимаю, Арнольд Арнольдович или даже грубоватый Жуков не хотят
вторгаться в такие деликатные области, Глеб Модестович у всех вызывает
симпатию, но, по мне, раз уж настойчиво домогаешься «правды», то получи —
жестокую и неуютную.
— И что, — спросил он почти шепотом, — там…
на следующем витке?
— Ожидаемая неожиданность, — ответил я.
— Это… как?
— Право интеллектуального меньшинства, — ответил я
без всякой жалости. — Дурость и перегибы системы прав человека уже сейчас
достигли той стадии, что высоколобые наконец перестали чувствовать свою вину,
что умнее и талантливее слесарей и домохозяек. И неминуемо возьмут власть в
свои руки. Уже берут, присмотритесь! Слесаря же должны хорошо слесарить, а домохозяйки —
хозяйничать в доме. Но не управлять государством.
Цибульский вытащил огромную коробку и удалился с нею,
бережно прижимая к пузу. Глеб Модестович молчал, я даже удивился, что не
спорит. Возможно, и сам смутно понимает, что не все так хорошо, если общество в
первую очередь откликается на массовые запросы, что значит — запросы
далеко не интеллектуалов. Наконец задвигал кожей на лбу, заморгал, я думал, что
сейчас втянется под черепаший панцирь устоявшегося мнения, под ним спокойно и
уютно, там он «как все люди», тем более — интеллигентные, но он
поинтересовался как будто уже деловито:
— Значит, и на том витке права будут?
— Именно на том и будут, — ответил я с
облегчением. — Справедливые! Сейчас эти «права», как асфальтовый каток,
придавили и уравняли всех. Вернее, распластали! В начальной стадии внедрения
прав это было прогрессом: тогда больше прав было у людей хитрых и нечистых на
руку, что сумели взобраться на вершину власти… Их уравняли в правах со
слесарями, что правильно, но со слесарями нельзя уравнивать и тех, кого условно
назовем профессурой…
В обед, когда мы уютно расположились в кафе, я все еще
чувствовал неловкость за свою ультрость, но помалкивал, когда долго
расправлялись с холодными закусками, и только за горячими блюдами заметил, что
Цибульский поглядывает на меня хитро, словно собирается тайком сунуть за
шиворот ящерицу.
Я закончил с бифштексом, остались сырники и чай, он
придвинулся ко мне со стулом и сказал заговорщицки:
— Евгений Валентинович, вы очень хорошо объяснили
нашему добрейшему Глебу Модестовичу насчет прав.
— Спасибо, — сказал я настороженно.
— На здоровье. И даже в той области, что именно придет
после правового общества…
— Спасибо, — повторил я, — но, чувствую, меня
занесло, как Остапа. Новичку непозволительно так широко раскрывать хлебало.
Все-таки я еще слишком мало знаю.
— И все верно объяснили, — договорил Цибульский,
он чуть улыбнулся. — Тогда не зацикливайтесь на этом.
— На чем?
— На пропаганде между нашими сотрудниками.
— Да это я от безделья, — ответил я. — До
обеда было время, а новую работу десять тысяч курьеров еще не принесли.
— Понимаю. Но все равно… Скажу по секрету, что мы уже
знаем, что будет после правового.
У меня вырвалось невольно:
— Что?
Он хитро улыбнулся.
— Постарайтесь апнуться. Тогда эта информация станет
доступной и для вас.
Апанье, понятно, хоть и зависит от моих усилий, но
оценивается вышестоящими товарищами. Сочтут, что достоин апа, — хорошо,
нет — нет, а могут еще и понизить лэвэл, мы в демократическом мире, где
терять еще легче, чем находить. Мое дело — пахать и пахать. Однажды
приснилось, что потерял работу, проснулся в холодном поту. Даже не из-за
высокой зарплаты: о таком поле деятельности раньше даже мечтать не мог…
Еще с первой недели слышал про массажные кабинеты для наших
сотрудников, но столько работы, что игнорировал, но сегодня Жуков и Цибульский
чуть ли не силой затащили меня, объяснив, что после массажа буду работать еще
лучше.
Уютный кабинет, стандартный стол, разве что добавочные
валики для головы и ног, но вместо здоровенного массажиста у стола в ожидающей
позе стоит чуть ли не дюймовочка с тонкой фигурой, слишком хорошенькая для
того, чтобы быть… настоящей массажисткой.
— Ладно, — пробурчал я, отступать поздно, —
только самый общий. И недолго.
— Как скажете, — ответила она нейтрально.
Я лег мордой вниз и закрыл глаза. Не знаю, был ли я
обрадован или больше разочарован, но у нее оказались сильные руки со стальными
мышцами, умело и точно находила в моей спине участки с отложениями извести,
безжалостно разламывала, растирала, заставляя не только морщиться, но и
всхрюкивать от боли. Потом взялась за ноги, холодно и точно назвала все
признаки болезней людей моей профессии, сообщила, что у меня наверняка
начинается простатит и даже аденома, хоть пока и небольшая, но, к счастью, не
полезла проверять.
Заканчивая, заставила перевернуться, промассировала руки и
грудь, а когда закончила, ехидно улыбнулась.
— Разочарованы?
— Не знаю, — ответил я откровенно. — Неужели
во мне столько болезней?
— В зачаточном виде, — успокоила она. —
Первая стадия, редко где вторая. Но кое-что уже пора лечить. Я выпишу рецепты.
Я торопливо оделся, лицо ее раскраснелось и покрыто
бисеринками пота.
— Господи, вы еще и врач?
— Я хороший врач, — ответила она с
достоинством. — А массаж — мое хобби. И подработка.
— Все как у меня, — сказал я. — Спасибо… как
вас зовут?
— Елена. Приходите еще.
— Спасибо, Лена.
В коридоре встретил Тарасюка, тот с интересом посмотрел на
мое разрумянившееся лицо.
— Евгений Валентинович, у вас такой вид, будто только
что рассказали неприличный анекдот!
Я помотал головой.
— Нет. Зато прошел через массаж. Это покруче любого
анекдота. Но в самом деле здорово!
— Приятно, — кивнул он. — Очень приятное
действо.
— Чувствую себя посвежевшим, — сообщил я.
Он кивнул снова.
— Да. Кстати, интересная тема для психологов. Известно,
что польза от массажа если и есть, то близка к нулю, но так как удовольствие
немалое, то наше подсознание начинает как бы реабилитировать это
времяпрепровождение. Ну, как подростки могут доказывать пользу дискотек или
потребление пива… Интересный феномен!