Василиса поерзала на стуле. Молчать она долго не могла и тут же снова перебила подругу:
– Муж, между прочим, убеждает нас, что его жена была женщина приличная. Правда, иногда напивалась в дрова, но зато это и подтолкнуло его к высокому творчеству.
– Между тем мы узнаем, что в семье Львовых совсем недавно погиб еще один человек – брат Остапа, основной денежный тягач Арины и ее мужа. И погиб он по собственному желанию.
– Правда, поторопили события некоторые фотографии, на которых запечатлено, как его собственная супруга занимается черте чем с Остапом.
– Вася, не черте чем, а любовью! Надо называть вещи своими именами. Идем дальше… Матушка отлучает Львовых-старших от оставшегося семейного очага, то есть от себя, и…
– И потихоньку сходит с ума. Люся, я правильно называю вещи?
– Здесь, похоже, да. А еще выяснилось, что Арина Львова шипела по телефону на некоего Тарасова… который почему-то никак не тянет на любовника.
В дверь позвонили. На пороге стоял Антон Петрович.
– А я вот к вам, – браво шагнул он в комнату и по-свойски рухнул на диван. Мужчина поджимал губы, закатывал глаза, и вся его физиономия говорила, что он жаждет скандала. – Куда вы меня определили? Женщина совершенно не склонна к искусству! Она мне не выдает деньги даже на программы! А это же моя работа… Да, милые мои, я творческий работник… – продолжал нести чушь оскорбленный в лучших чувствах мужчина, и неизвестно, сколько бы он еще тешил себя речами, но в дверь опять кто-то начал рваться.
– Дядь Антон! – заявил с порога Максимка. – Мамка говорит, чтобы вы домой шли, она вас потеряла.
– Скажи своей мамке, чтобы она шла… – величаво начал было мужичок, но тут донесся грозный бас самой Ани:
– Куда?! Куда чтоб мамка шла?
Заслышав знакомые звуки, Антон Петрович резво вскочил с дивана, и лицо его замаслилось улыбкой:
– Сюда! Аннушка, сюда чтобы ты шла. Вот, нас соседки пригласили в картишки поиграть… Правда же, хи-хи? – кивал он Люсе с Василисой и мигал обоими глазами.
Однако у подруг были несколько иные планы. Хотя, похоже, на их планы соседям было глубоко чихать.
– Проходи, Анюта, располагайся, – приглашал Антон Петрович, как к себе домой.
– Да, мы бы хотели вас пригласить… – начала наливаться злобой Люся. Она уже четвертый раз пыталась вымыть коридор, но все ее старания тут же затаптывались. – Хотели… но у вас, я слышала, дела…
Аня властно уцепила мужчину за рукав и смущенно объяснила:
– Вы, девчонки, не поверите! Сказал, что в туалет подался, а сам за дверь и к вам. Может, его у вас оставить, если уж он так к вашему дому прикипел?
Подруги истерично замахали руками:
– Нет, нет! Забирай! Мы себе другого, если что, найдем. Он тебя любит, правда, Аня! Только еще немножко не привык. Ведь так, Антон Петрович?
Аня уставилась на несчастного Антона таким взглядом, что мужчина немедленно совладал с собой и уверенно кивнул:
– Да, я еще не привык! Тебе, Анна, придется нелегко, но надо потерпеть…
Знакомая песня.
Глава 7
ТОЧНОСТЬ – ВЕЖЛИВОСТЬ КИЛЛЕРОВ
После того как Анино семейство удалилось, Люся быстро зацепила Малыша на поводок и устремилась с ним на улицу. Василиса поспешила следом – одну подругу оставлять было страшновато. По пустынному скверу они бродили недолго, быстро замерзли. Конец сентября выдался на редкость неприветливым, стояла самая мерзостная погода – зимние вещи надевать вроде как еще рановато, а осенние уже не греют. К тому же у Василисы пальто было особенного кроя. Кажется, он называется «летучая мышь», хотя на мышь в этом наряде Василиса не сильно смахивала, а больше напоминала улетевшую с балкона старую скатерть. Пальто когда-то было жутко модным, зато холодным, и Василиса всякий раз, когда дул пронизывающий ветер, покрывалась синюшной пупырчатой кожей.
– Пойдем домой, Люся, я замучилась зубами вибрировать.
– Малыш! Догоняй! – крикнула Люся и, точно страус, огромными шагами понеслась к подъезду.
Возле двери собственной квартиры она немного притормозила – никак не могла нашарить в кармане ключи и попросила подругу:
– Вася, подержи Малыша.
Василиса Олеговна придержала щенка, но едва открылась дверь, собака резво понеслась по вымытому полу, оставляя на нем куски грязи.
– Вася! Ну я же тебя просила! Вот теперь сама пол мой! Я весь вечер сегодня с тряпкой на карачках… прямо как Хаврошечка какая… а ты…
– Люся, я тебе удивляюсь. Ну чего ты там вымыла? И мыть-то нечего было. К тому же, уж ты меня, конечно, извини, как ты моешь? Середину поелозила, а по углам…
– Ах вот как, да? Тогда сама мой! – уперла руки в бока Люся.
– И помою, какие проблемы. Только завтра… – Василиса уже жалела, что начала неприятный разговор, она-то вообще полы предпочитала не мыть.
– Нет уж, сейчас мой, а я посмотрю, поучусь.
Делать было нечего, и Василиса Олеговна приступила к влажной уборке. Причем убирать надо было старательно, а то Люся со свету сживет.
– Ну вот, видишь, как надо, – ползала Василиса на коленях, глубоко залезая тряпкой под полки в коридоре. – Ну вот, ты еще говоришь, что четыре раза мыла! Здесь рваный мячик…
– Это Малыш принес! – поспешно оправдалась Люся.
– Так я не спорю, но надо же было… А вот тут еще какая-то палка, коробка, твои колготки рваные, железяка… Люся! Да у нас какой-то хлев, а не квартира! А ты еще говоришь, что моешь.
– Да я и смотрю, – уже тихо соглашалась Люся.
– А и нечего смотреть, бери вон мусорный пакет и иди выкинь, не нюхать же эту прелесть всю ночь! Иди, а я пока домою.
Люся, не одеваясь, сгребла мусор и понеслась из дома вон. Нет, уж лучше на улице померзнуть, чем под гневным взглядом подруги ежиться. Когда она начинает ворчать, тогда куда угодно побежишь.
Когда она вернулась и согрелась, ссора вроде бы утихла. Подруги разомлели в чистоте, и Люся выволокла на середину комнаты ветхую кипу старинных журналов мод.
– Вот, давай Ольге моей платье присмотрим свадебное, – предложила она.
– Да разве здесь что присмотришь, в этом-то старье? Сейчас, видела, какие продают, – даже из тебя можно красавицу сделать, а чего уж про Ольгу говорить. Помнишь, мы свадьбу проводили, у невесты наряд был – здесь так, тут вот так, и юбка чуть не от горла начинается, и вся пышная, как клумба!
– Так это потому, что невесте через месяц пора в роддом было.
– Твоей Ольге уже давно туда пора, сколько уж пустышкой бегать…
Люся оскорбилась за дочь так, что задергался кадык.
– Ну уж! Знаешь! Зато твой Пашка – каждый год детей приносит. Тоже мне аист!