Я - сингуляр - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 106

Я кликнул по пиктограмме скайпа, выбрал аватарку Чернова. На экране появилось его усталое лицо, под глазами темные круги, морщины на лбу превратились в ущелья. Я попытался улыбнуться, вздохнул несколько раз глубоко и часто, заставляя кровь подниматься к мозгу.

– А что, – спросил я вместо «здравствуй», – потом? За сингулярностью?

Чернов, бледный и осунувшийся, вздрогнул, я видел, с каким усилием он разламывает незримую глыбу льда, в которой оказался из-за моего вопроса. Тоже вздохнул глубоко и шумно, зябко передернул плечами и даже попытался улыбнуться, мол, все в порядке.

– Странно, – ответил он хриплым голосом, словно год дрейфовал на льдине вблизи Северного полюса, – если бы это был конец развития…

– А что дальше? – спросил я не столько затем, что мне это жутко интересно, а чтобы вырвать его из ледяного оцепенения.

– Мы можем только гадать… – прошептал он, глаза его с ужасом уставились в одну точку. – Мы знаем только, что информационная сеть одна… Все будут свободно обмениваться знаниями, и открытие одного сразу будет становиться достоянием всех… Сперва будет общество очень тесно связанных друг с другом сингуляров, а потом…

– Потом, – договорил я, и волна ужаса проморозила меня насквозь, – потом неизбежная интеграция приведет к тому, что сингуляры сольются в одну личность суперсингуляра.

– Да, – ответил он глухо.

Пальцы его потянулись к мышке, я сказал торопливо:

– Пока. Не слишком… углубляйся.

Он отключил связь, меня тряхнуло, холод в теле, дрожь, чувство невыносимой потери. При сингулярности меня уже не будет, я исчезну, исчезну сам по своей воле.

Вместо меня будет этот… сингуляр.

Представил себя лишенным рук и ног, зрения, повисшим в темноте, то есть работает один мозг, и понял, что человек, переписанный в сверхмощный компьютерный мозг, вряд ли сможет жить. Он просто угаснет, потому что человек в первую очередь – рецепторы. А мозг – только слуга при этих рецепторах.

Громко и настойчиво зазвонил телефон. Я вздрогнул: давно не звонят по городскому. Для общения есть аська, скайп, е-мэйл, даже мобильники все еще годятся…

– Алло?

– Привет, – донесся голос Люши. – Ты что-то исчез совсем? Как ты? Здоров?

– Не совсем, – прошептал я.

– Приезжай, – сказал Люша тепло. – Как раз старая компашка будет в сборе…

– Еду, – ответил я коротко.

– Сейчас?

– Да.

– Давай, ждем!

Я повесил трубку, холод и страх все еще во мне, я торопливо переоделся и выскочил на улицу.

Небо – подобное стаду грязных отощавших овец, расплодившихся в неимоверном количестве, но сейчас я заметил это только краем глаза, а так вообще-то надо смотреть под ноги. На небо насмотримся, когда будем лежать в белых тапочках.

В квартире Люши мощные запахи жареного мяса, жгучих специй, гречневой каши, вареного картофеля, рыбы и еще чего-то пикантного, пряного, в желудке сразу проснулось и завозилось нечто крупнохищное.

Люша привел к столу и усадил, похлопывая по спине. Я не стал отказываться от огромной штрафной, хотя вроде и не опоздал, ну да ладно, за столом привычный галдеж, шуточки, смех, довольные рожи, звон бокалов, стук вилок и ножей по быстро пустеющим тарелкам.

Еще два бокала крепкого вина, я ощутил, что алкоголь начинает туманить мозги, выбрался из-за стола, в другой комнате плюхнулся на диван. Ремень пришлось распустить, успел нажраться, как паук на толстой молодой мухе.

Доносится музыка, хохот, повизгивание ощупываемой Татьяны. Голос у нее настолько выразителен, что я просто вижу, в какой момент ее щупают за сиськи, а когда запускают лапы в трусы. Ах да, трусов она теперь принципиально не носит, а то не увидят «губки бантиком», зря старалась, что ли.

Со стороны балкона тоже довольное ржанье и голоса Барабина, Константина и Люши:

– Ну и что, если курить вредно? А жить – противно…

– Ты че? Тебе ж сказали: жить будем плохо, зато недолго!

– Ты прав, долго жить невыгодно.

И возражающий голос Барабина:

– Не-е-е… Щас то ли жить стало лучше, то ли умирать веселее…

Константин, что всегда старается выглядеть умным и глубокомысленным, продекламировал, как с трибуны:

– Лучше умереть, когда хочется жить, чем дожить, когда хочется умереть.

– Ну да, – обидчиво возразил Люша, – я вот прочитал в газете, что омары и мясо барракуды мне противопоказаны, и как теперь жить?!

– Да, лучше помереть…

И у них проблемы, подумал я с пьяным благодушием. И тоже о жизни и смерти… Но только как… Лихие, дескать, смерти не боимся, плюем ей в наглые глаза. Трын-трава… Жизнь – копейка, судьба – индейка, грудь в крестах, голова в кустах… и дал он ей в ухо мозолистой рукой, это вроде из Беранже… Да вообще-то неважно, из кого. Когда смерть – неизбежность, то надо демонстрировать к ней презрение. А следовательно, пренебрежение жизнью. Ведь все равно помирать, так умрем же с достоинством…

Из комнаты донесся веселый рев Люши, подражая Шаляпину:

– Бездельник, кто с нами не пьет!

Ну да, тянулась вялая мысль, но не обрывалась, как же, обольем презрением тех малодушных, кто пытается продлить жизнь тем, что отказывается от вредных, но таких приятных привычек, выигрывая у смерти какие-то два-три года… Гм, а если не два-три, а двадцать-тридцать?.. Впрочем, тоже мало, согласятся немногие. Ну а если двести-триста?..

Я вернулся в гостиную, Люша налил мне до краев, я сумел поднести фужер к губам, не пролив и капли. Организм начал впитывать алкоголь, словно пустыня долгожданную воду. А если не двести-триста, мелькнула угасающая мысль, а побольше, побольше… тысячи и миллионы лет…

– Бездельник, – заорал я безбашенно, – кто с нами не пьет!

Потом мы пили за любовь, вообще за женщин, за тех, кто в море, а потом все дружно орали, обняв друг друга за плечи:

Крышталэва чаша, срибна крэш,

Пыты чи нэ пыты – все одно помрэш!

Я тоже орал и чувствовал, как сердце наполняется мужской гордостью. Мы не дорожим жизнью, пусть трусы за нее цепляются, пусть они за нее трясутся, а нам плевать, мы – орлы, нам все по это самое, мы презираем трусов, мы пьем и жрем все, что шевелится, а что не шевелится – тоже жрем. И трахаем. И вообще нам ничто не страшно, потому что мы – лихие ребята…

Казаки, что пели эту песню, красиво погибали на поле боя, не страшась неприятеля, а мы не страшимся пить и есть то, от чего предостерегают пугливые медики. Мы не страшимся напиваться и тем самым сокращать жизнь, мы не трусы и не трясемся, стараясь прожить как можно больше. Раз родились, значит – помрем, это закон мироздания, помирают от старости даже звезды и галактики. Вселенная и то когда-то помрет, даже известно, когда помрет, потому глупо и кощунственно переть против матери-природы.