Не только тени, не только фигуры, мелькнувшие там, где им невозможно быть, не только быстрый блеск глаз из темноты — нервы шахтерам изматывала музыка.
Всегда еле слышная. Всегда на грани «почудилось». Но все, кто ее слышал, были уверены, что это духовой оркестр играет марш. Внизу, в темной глубине шахты, там, где кирки и заступы только начали ковырять землю, духовой оркестр играл марш Джона Филиппа Соузы. Был это «Вашингтон пост», или «Гладиатор», или смесь того и другого — встречались разные мнения, потому что слышалась она лишь мгновение и исчезала в пыхтении насосов и стуке заступов.
Док Льюис говорил, что работа на глубине действует на внутреннее ухо человека так, что вполне может слышаться фантомная музыка. Он вызвался сам спуститься вниз с шерифом Мак-Ки и главным десятником.
— Ариэль, ты на меня жуть нагоняешь, — сказала Берк. — Явно половину всей этой фигни сама придумала.
— Хотелось бы. Но я знаю три книги на эту тему, а в апреле прошлого года документальный фильм показали на канале «История».
— Ты чего, ты это изучала? — спросил Кочевник.
Черт, сигарету бы сейчас! Чем выше залезали они в эти дурацкие горы, тем больше Кочевник нервничал, а это с ним бывает очень редко.
Тру, следуя за предыдущей машиной, въехал в металлические оранжевые ворота. Рядом с ними стояло небольшое беленое здание, перед зданием — пара мужиков в белых рубашках и песочного цвета шортах. Охранники напоминали мясистых отставных футболистов, и один из них показывал «заячьи ушки» четырем девицам в джипе, а другой на кого-то орал в сотовый телефон. Впереди Тру увидел знак парковки и стрелку, показывающую влево. Он же должен был ехать прямо, в зону для артистов.
— Я думаю, вы слишком Стивена Кинга начитались, — сказал он Ариэль. — Но давайте дальше.
Она продолжила рассказ.
Когда доктор, шериф и десятник вышли из шахты, они ни с кем из ждавших у входа разговаривать не стали, а пошли прямо в Каменную Церковь, и видно было, что шериф Мак-Ки поддерживал дока Льюиса, потому что на ступеньках у того подкосились колени. Они вошли внутрь и сколько-то времени там пробыли. Никто с ними туда не пошел, но один из шахтеров побежал за Дэниелом Кайли, и преподобный прибыл и вошел прямо в церковь. И тоже долго не выходил. Наконец все разошлись по домам, и это была первая ночь, когда телеграф в офисе компании стал выстукивать: «Внимание, новости! Разрушена Каменная Церковь», выстукивать снова и снова где-то под горой, хотя никто из Хила-Ридж этой телеграммы не посылал.
Что выяснилось за следующие несколько дней и о чем шептались в салунах среди недопитых бутылок и позабытых шлюх, так это что три человека, спустившиеся в шахту, пошли за еле слышными обрывками музыки — то ли «Вашингтон пост», то ли «Гладиатор», то ли еще что, — за музыкой, от которой обычно человек снимает шляпу и салютует флагу в приступе горячего патриотизма. Они шли за музыкой из камеры в камеру, вооруженные фонарями и здоровенным револьвером «кольт нэви» в красной лапе шерифа. А музыка, говорили шепоты, уводила их глубже и глубже, пока вдруг не прекратилась и в свет фонарей не шагнула женщина.
Она была поразительна. Красивая женщина в изящном платье. Она была в зеленых перчатках, и она сказала этим троим, что хочет говорить с преподобным Дэниелом Кайли. Она предупредила, что если он откажется, городу придется туго. Она сказала, что городу придется туго, даже если он согласится с ней увидеться, — потому что так сложились обстоятельства. Но, сказала она, от столь воспитанного джентльмена она по крайней мере ожидает визита вежливости.
И фургоны потянулись прочь. Главный десятник и его жена двинулись на следующее утро после этого события, бросив все, что не влезло в один сундук. Шериф Мак-Ки был пробужден от пьяного забытья худой китайской девушкой, что спала у него на крыльце, как влюбленная дворняга. И даже док Льюис подумывал сбежать, но он и так уже еле стоял на ногах, семьи у него не было, и был он как старый конь, которого осталось только пристрелить. Он решил переждать — с некоторым количеством листьев лотоса для успокоения нервов.
Дэниел Кайли собрал перед Каменной Церковью сходку. Это пришлось сделать белым днем, потому что с наступлением темноты никто не согласился бы выйти на улицу. К оставшимся перепуганным жителям — их было человек семьдесят — он обратился голосом, будто высеченным из векового камня. Стоял он твердо, с ним рядом — его семья, и он повелел слушателям тоже быть твердыми. Подняв Библию, он сообщил им, что здесь нашел свою цель, свое призвание, свою истину. Нашел то, что искал разными путями всю свою жалкую жизнь.
Он нашел свою битву с Сатаной. И Богом клянется, что не даст Сатане захватить город.
Тут еще человек тридцать бодрой рысью ринулись к фургонам, но сорок оставшихся стоять сплюнули табак, почесали яйца и в ответ преподобному заорали по-гречески, по-китайски, по-норвежски, с ирландским броугом или шотландским берром, настороженным голосом людей, привыкших спать вполглаза.
Они решили отослать жен и детей вниз ради безопасности — если получится, потому что из жен тоже некоторые сплюнули табак, а среди детей некоторые почесали яйца, как папа. Но чего стоит жизнь, если ее проживать перепуганной овцой?
— Вот тут история и сошла с рельсов, — сказал Кочевник. — Никто бы не остался в городе. Ни один человек. Да я бы сам тут же улетел вниз по дороге.
Вдруг он сообразил, что как раз сейчас едет по дороге вверх.
— Может быть. — Ариэль, как и Тру, увидела двойной знак, показывающий на отходящую вправо дорогу. Верхняя стрелка была подписана «Торговцы», нижняя — «Артисты». — Но в том, что я читала, было написано, что людям, решившим остаться, сообщили о бонусе, который компания выплатит каждому, кто вернется в шахту. Компания не знала, что происходит, — там думали, что перебой в работе связан с воздушными насосами, — но послала сейф золотого песка из Сан-Франциско. И пока жертв не было. Была музыка, была женщина, были угрозы по телеграфу — но телеграф прекратил болтать.
— Что значит «пока»? — нахмурилась Берк. — Чертовски зловеще это звучит.
— Две-три недели ничего не происходило. Шахтеры вернулись к работе. Не было больше мелькнувших в темноте силуэтов. Даже из сбежавших кое-кто приехал обратно. А потом то, что там было, — зло, Сатана, называйте как хотите, — вышло из шахты и вошло в город.
Хотел ли Дэниел Кайли спуститься в шахту и увидеть эту женщину — это существо, которое его звало? Встала ли его жена у него на пути, умоляя этого не делать? Он не спустился. А потом… Как-то утром они нашли свою дочь мертвой в постели. И лицо в синяках. Сыновья преподобного проснулись от криков ужаса… и один из них сказал, что ему снился сон. Очень, очень дурной сон. Он будто бы тихо вошел в детскую, когда они все спали, посмотрел на кровать сестры — а там рядом с головой сестры свернулась змея. И у него в руках будто уже была подушка, и он ударил рептилию по голове и прижал изо всех сил, и пытался позвать на помощь… но почему-то голоса не было. У него украли голос этой ночью. Но он давил и давил — и наконец поднял подушку и увидел, что змея сдохла. Он еще отцу во сне сказал, что он настоящий герой и ему, наверное, медаль дадут.