Авария, дочь мента - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Коротков cтр.№ 30

– Что празднуют-то? – спросил Рубль. – Может, костер для нас? Ленточками обвяжут и зажарят с песнями.

– Бог с тобой, Лева. Православные же…

Часы болтались у Бегуна на высохшей руке – должно быть, когда раздевали, не справились с застежкой. Он повернул циферблат к себе и глянул на календарь, соображая.

– Пасха прошла… Две недели провалялись. Христос воскрес, Лева!

– И тебя также.

– Вроде Красная горка сегодня.

В лесу, ближе, чем костер, снова раздался зовущий женский голос:

– Ну да, весну кличут! – догадался Бегун. Пошатываясь от слабости, он пошел на голос.

Сосны уже освободились от снега, последний, кружевной, пробитый капелью снег лежал только под самыми стволами и в низинах, но и сквозь него уже видна была прошлогодняя трава. Голос далеко разносился в сыром чутком лесу. Потом он затих. Бегун прошел еще с полсотни шагов наугад – и вдруг голос зазвучал прямо над ним. Бегун вскинул глаза – и замер.

На высоком, сухом уже пригорке спиной к вечерней заре стояла неподвижно, как изваяние, девка, подняв вверх открытые ладони, закинув голову и вся вытянувшись к небу. Тяжелые белые волосы, распущенные ниже колен, перехвачены на темени берестяным кокошником, расшитым цветной нитью и бисером; высокие рукава холщовой рубахи затянуты на запястье красным шнуром, под заячьей телогреей виден был передник с красным весенним узором по краю, юбка открывала только носы сапожек. Девка была необыкновенно красива, но непривычной, неровной красотой, ее лицо будто повторяло рисунок окрестной природы: ясный детский лоб и огромные синие глаза, опушенные густыми черными ресницами – от неба, резкие вразлет скулы и крупные сильные губы – от таежного зверя.

Устремленная ввысь, она не заметила человека у самых ног и снова закричала, сразу во всю грудь с первого звука, враспев растягивая слова и срываясь голосом на середине строки. Последний звук она тянула докуда хватало дыхания, а когда умолкала, медленно, широко набирая в грудь воздуха, слышно было отдающееся все дальше и глуше эхо и других девок, кличущих в стороне.

Бегун не знал, сколько времени он, завороженный, смотрел на нее, когда девка вдруг глянула вниз и с ужасом увидала его – иссохшего, черного, в медвежьей шерсти с головы до пят. Она взвизгнула и кинулась с пригорка.

– Шишига! Шишига! Чур меня, чур! – Она отбежала, крестясь. Заметив, что шишига не гонится следом, остановилась, подхватила снегу и запустила в него.

Тяжелый мокрый снег залепил ему лицо. Пока он прочищал глаза, на крик прибежали от костра мужики и бабы, парни, девки и ребятня, перепоясанные яркими праздничными кушаками, бабы в корунах, девки в кокошниках с лентами, – и с хохотом, обступив, принялись закидывать его снегом. Ему опять досталось и в лицо, и в голову, и за пазуху, он вслепую махал руками, пытаясь заслониться, пока не сел бессильно в сугроб. Подбежал Еремей и встал, загородив его спиной, раскинув руки, потом поднял на плечо и понес обратно в избу.

Еще несколько дней Бегун и Рубль отлеживались в своем запечном углу, прислушиваясь к голосам в переполненной избе. Еремей носил им еду: разваренное мясо с картошкой, репой и чесноком или уху из соленой рыбы с кореньями – в одном горшке на двоих. Потом принес их одежду и приволок лохань горячей воды с размоченным мыльным корнем – они кое-как помылись, поливая друг другу из ковша, оделись, привели в порядок волосы и отросшие бороды и уже не походили на дремучих «шишиг». В кармане Лева обнаружил баллончик с паралитическим газом и обрадовался ему как родному.

– Гляди, – показал он Бегуну. – Сувенир из двадцатого века!

– Незаменимая вещь, – усмехнулся Бегун. – На медведя пойдем.

Нашелся у Рубля и маленький приемник. Но едва успел он настроить его на «Маяк», как вошел Еремей и жестом велел следовать за собой.

Выйдя на крыльцо, они зажмурились от яркого весеннего солнца. Земля уже приняла талую воду и высохла, сквозь прошлогоднюю жухлую траву пробивалась новая. У крыльца толпились ребятишки. Парни и девки стояли поодаль, мужики и бабы и вовсе у своих изб – как бы занимаясь делом, но искоса с любопытством разглядывая их странный наряд: пестрые пуховики, джинсы, высокие ботинки с металлическими пряжками.

Рубль не торопясь нацепил темные очки, вытащил сигареты и щелкнул зажигалкой. Ребятня, разинув рот, следила за каждым его движением.

– Картинка из учебника истории, – сказал он, оглядываясь. – «Миклухо-Маклай среди папуасов».

– Еще неизвестно, кто тут папуасы, – ответил Бегун.

Вслед за Еремеем они прошли через все село к избе, соседней с церковью. В сенях Еремей пропустил их вперед.

В красном углу, под образами, у накрытого стола сидел древний старик в черной рясе, перепоясанной узким кожаным ремешком. Возраст его уже трудно было понять, темное, как сосновая кора, лицо сплошь собрано в морщины, водянистые глаза глубоко запали под безбровый лоб, сквозь жидкие бесцветные волосы просвечивали старческие пятна на темени. Однако он высоко и легко держал голову, внимательно наблюдая за гостями.

Бегун перекрестился на образа и поклонился. Толкнул локтем Леву, тот повторил.

– Мир дому сему, – сказал Бегун.

– Мир входящему, – неожиданно сильным низким голосом ответил старик. – Гость в дом – Бог в дом. Проходите, садитесь. Вот, на столец.

Левка неуверенно глянул на стол.

– Может, на табуретку лучше? – спросил он.

– Я и говорю: на столец, – указал старик на табурет.

Бегун и Рубль сели, Еремей тоже присел на лавку.

– Неждана! – окликнул старик. – За смертью тебя посылать! Братину неси!

С другой половины избы вышла девка, та, что весну кликала, только белые волосы собраны теперь были в тугую толстую косу. Увидав ее, Еремей вдруг робко заулыбался. Неждана, потупив глаза, поставила на стол братину под крышкой, не выдержала, глянула искоса на чудных гостей и прыснула, прикрывая рот ладонью.

– Поди, – досадливо махнул старик. – Петр!

Из-за застенка вышел здоровый малый, на одно лицо с Нежданой, но погрубее, скуластей. Он исподлобья, недобро покосился на гостей и ушел за сестрой.

– Откушайте, что Бог послал, – предложил старик и первым поднялся, опираясь на стол. Повернулся к образам, перекрестился и помедлил, прислушиваясь.

Бегун зашептал молитву, достаточно громко, чтобы слышно было священнику. Лева не знал слов и только шевелил губами.

Старик снял крышку с братины.

– Берите корчики.