Авария, дочь мента - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Коротков cтр.№ 25

– Ну? – Пинчер, улыбаясь, внимательно смотрел ему в глаза.

– Святой Георгий Победоносец со змием… Третья четверть шестнадцатого века. Москва… – медленно начал Бегун. – Богоматерь с Младенцем. Конец шестнадцатого – начало семнадцатого…

– Удивил ты меня, Беглов, – со вздохом перебил его Пинчер. – Я ведь тебя уважал… По долгу службы гонял и посадил бы тогда, если б смог – но уважал. Ты один с фарцовой шушерой не вязался, доски на китайские презервативы вразвес не менял. Ходил себе по деревням, не украл ни разу, бабок не обманывал. В каждом деле есть художники… И вдруг – контрабанда.

– Я же сказал – тут недоразумение… – промямлил Бегун.

– Да ты не волнуйся, я ведь уже не следователь… И Шмидт тебя не назвал как соучастника… пока…

– Я не знаю никакого Шмидта…

– Ну разумеется, – понимающе кивнул Пинчер. – Но я не о том. Просто удивил ты меня, – он отправил доски на место и кивнул: – Пойдем.

Бегун поплелся за ним. Он не понимал, к чему Пинчер устроил этот вернисаж и, главное, – удастся ли выйти на свет Божий или, не поднимая на поверхность, его подземным лабиринтом отправят в камеру.

Пинчер остановился в хранилище драгоценностей, выбрал из громадной связки ключ и открыл сейф. Достал из серебряного кубка початую бутылку коньяка. Огляделся, выбирая достойную посуду, и протянул Бегуну высокий золотой бокал, оплетенный по кругу виноградной лозой из рубинов и изумрудов, второй такой же взял себе.

– Фаберже, – сказал он. – Подарок Николая императрице к последнему Рождеству. Бесценные вещицы.

– У кого конфисковали?

– Меньше знаешь – дольше живешь, – ответил Пинчер. – Ну, со свиданьицем.

Они выпили под глухими каменными сводами.

– Удивил… – опять покачал головой Пинчер. – Разбогатеть решил? Или с деньгами приперло? Ходить перестал?

– Всю осень ходил, – сказал Бегун. – Нет ничего. Вычистили всю Россию.

– Это ты зря, Беглов. Россия неисчерпаема… Просто все почему-то думают, что Россия – вот посюда, – рядом стояла чужеродная в этой сокровищнице, аляповатая, но довольно точная карта Советского Союза из полудрагоценного камня с золотой надписью «Дорогому Леониду Ильичу от имярек» – и Пинчер провел рукой по яшмовому Уральскому хребту. – А Россия – вот она, – он двинул руку дальше, по малахитовым лесным просторам. – Сибирь! Дремучая. Нечесаная…

Бегун молчал, он не понимал, куда клонит Пинчер. А тот снова разлил коньяк по императорским бокалам.

– В Гражданскую здесь ходил отряд ЧК, по указу от 22 февраля восемнадцатого года. Знаешь такой указ?

– О конфискации церковных ценностей?

– Вот именно… Письмом тогда никто не интересовался, брали только серебряные оклады, золото. Ну а в революционном порыве иногда перегибали палку: кресты сшибали, иконами печь топили. Командовал отрядом мой дед – Пинчук Иван Лукич. Меня в его честь Иваном назвали… Летом восемнадцатого он пришел в село Белоозеро. Вот сюда, – Пинчер указал точку за голубым амазонитовым Байкалом, в верховьях топазного Витима. – Говорят, богатый там храм был, хоть и в глуши. С чудотворной иконой. Местный Иерусалим. На праздники богомольцы за двести верст туда шли… А потом отряд исчез. Бесследно. Со всем конфискованным грузом. И село исчезло. То есть избы остались – люди исчезли. Скорее всего, белозерцы отбили свои святыни обратно и ушли в тайгу. Народ там крутой, белке за сто шагов пулю в глаз кладут.

– Послали бы экспедицию.

– Были экспедиции. Пустое дело. Там не экспедиция нужна, а хороший ходок. Который и разговорит, и выпьет, за вечер лучшим другом станет… Не могут же они восемьдесят лет в тайге сидеть. Должны у них быть какие-то контакты с большим миром… Вот ты и пойдешь.

Бегун отпил еще глоток, затягивая время, недоверчиво поглядывая на Пинчера.

– А вам это зачем? – наконец спросил он.

– А я, Беглов, за сорок лет своей собачьей службы – вы ведь меня Пинчером звали, а? – заработал только кипу грамот, которыми даже в сортире не подотрешься: бумага жесткая – и пенсию: с голода не сдохнешь, но и досыта не наешься. А кого я гонял, те на «мерсах» катаются. Обидно, Беглов! Привезешь доски – поделишься со стариком. Я много не возьму – всего-то процентов девяносто, – Пинчер невинно развел руками: такая, право, малость. – Заодно и про деда узнаешь. Хоть могила где?… Да и тебе лучше будет исчезнуть на какое-то время. И Рубля возьми. Он ходок еще тот, но пусть глаза не мозолит в Москве…

Бегун задумчиво смотрел на бескрайнюю малахитовую тайгу, плывущую под крылом кукурузника. Ярко зеленели верхушки сосен, на северном берегу реки, на припеке уже протаяла прошлогодняя трава, но сама река была покрыта прочным льдом, а в сумрачной глубине леса лежали не тронутые солнцем сугробы.

Тесный салон кукурузника был забит ящиками и почтовыми мешками, для Бегуна с Рублем остался только краешек скамьи у самой кабины. Левка, по уши заросший черной щетиной, мятый, с погасшими глазами, безвольно покачиваясь, бормотал в пространство:

– Букачача… Думал ли ты, Лева, что тебя занесет в Букачачу? Разве можно жить в городе, который называется Букачача? Если бы я родился в Букачаче, я удавился бы, не выходя из роддома… Интересно, как у них бабы называются – букачашки? Бегун, ты хотел бы трахнуть букачашку?

– Заткнись. Достал уже, – сказал Бегун, не отрываясь от иллюминатора.

– Я понимаю: ты влетел на пятнадцать штук, а за что я страдаю? Я мог бы пересидеть этот месяц на даче в Опалихе у девушки Тамары и не знать ничего про город Букачачу. Я не хочу больше болтаться по букачачам, я хочу лечь в свою ванну и спокойно умереть…

Первый пилот Петрович, пузатый, как языческий бог плодородия, поманил Бегуна в кабину.

– Гляди! – указал он, снижаясь к самым верхушкам. – Белоозеро! Вон само озеро, а там село.

Изогнутое серпом озерцо было заметено снегом, у кромки леса торчали коньки крыш и полусгнившая маковка деревянной церкви. Потревоженный треском мотора, выскочил из избы тощий медведь и ломанулся в лес.

– Так восемьдесят лет пустое и стоит… Говорят, под Рождество кто-то в церкви свечи зажигает. Брешут, наверное.

– А ты тут людей не видал? – крикнул Бегун.

– Мы тут не летаем. Из-за сопок вон, – указал Петрович на невысокий горный кряж, – восходящие потоки бьют. Меня раз, как мяч, зафутболило – кувыркался, едва откренил. Тут, знаешь, какие ветры бывают? Сел как-то, роженицу взял. А взлететь не могу – ветер жмет. И время не терпит: орет уже. Так на лыжах и пилил сто пятьдесят верст по реке… На черта они тебе сдались, белозерцы?

– Материал для кандидатской собираю. Песни, частушки…

– Так что ж ты сразу не сказал? – оживился Петрович. – Я тебе на докторскую спою! – и заорал, поводя штурвалом, выписывая коленца над тайгой:

он заложил лихой вираж. Рубль в салоне слетел со скамьи на пол.