Взлет и падение «красного Бонапарта». Трагическая судьба маршала Тухачевского - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прудникова cтр.№ 28

Все бы ничего, но к тому времени жизнь уже показала, во что превращается Добровольческая армия с выборными командирами из народа. 24 сентября 1918 года член Реввоенсовета 1-й армии С. П. Медведев писал Ленину: «Я убедился, что у нас есть толпы вооруженных людей, а не крепкие воинские части… Во всех этих вооруженных толпах не проявлялось никакого понятия о дисциплине, о подчинении командному составу во время операций. Сам же командный состав оказался настолько слабым, безвольным, терроризированным негодными элементами части, что не он командовал частями, а его части тянули, куда хотели…

Части нашей Красной Армии формировались в различных местах и совершенно по-разному. Большая часть из них состояла из добровольцев. Никакой военной выучке они не подвергались, и поэтому слишком трудно совершать с ними военные операции. Они могут совершить партизанский набег, но чуть только попадут под военный, а не партизанский огонь – они обнаруживают всю слабость свою и панически бегут от жалкой горстки опытного противника».

Воевать постепенно учились, что же касается дисциплины – то чего-то приемлемого в этом отношении удалось достичь лишь к началу 30-х годов. Если же говорить об этике, о морали… то не было в этой войне ни этики, ни морали, ни милосердия. Об этом писал в своем дневнике Исаак Бабель, который был в польском походе с Первой Конной армией Буденного – право же, не самой худшей воинской частью РККА.

«Страшное поле, усеянное порубленными, нечеловеческая жестокость, невероятные раны, проломленные черепа, молодые белые нагие тела сверкают на солнце…»

Стало быть, после боя раненых добивали, мертвых раздевали – одежка еще пригодится…

«История – как польский полк четыре раза клал оружие и защищался вновь, когда его начинали рубить».

Это к вопросу о том, почему в 1920 году так отчаянно сопротивлялись поляки…

Житомир. «Полки вошли в город на три дня, еврейский погром, резали бороды, это обычно, собрали на рынке сорок пять евреев, отвели в помещение скотобойни, истязания, резали языки, вопли на всю площадь. Пожгли шесть домов, дом Конюховского на Кафедральной – осматриваю, кто спасал – из пулеметов, дворника, на руки которому мать сбросила из горящего окна младенца, – прикололи, ксендз приставил к задней стене лестницу, таким способом спасались…»

Сокаль. «Сапожник, сокальский сапожник, пролетарий. Сапожник ждал Советскую власть – он видит жидоедов и грабителей, не будет заработку, он потрясен и смотрит недоверчиво…

Лавчонки все открыты, мел и смола, солдаты рыщут, ругают жидов, шляются без толку, заходят в квартиры, залезают под стойки, жадные глаза, дрожащие руки, необыкновенная армия. Организованное ограбление писчебумажной лавки, хозяин в слезах, все рвут… Ночью будет грабеж города – это все знают».

Здесь комментарии излишни…

И как символ Гражданской войны: «Все бойцы – бархатные фуражки, изнасилования, чубы, бои, революция и сифилис».

Когда мы говорим об офицерах и чекистах 30-х годов, надо помнить: они родом – отсюда. Бархатные фуражки, изнасилования, бои, революция и сифилис…

…С самого начала бывший военный журналист подошел к делу прагматически и принялся строить армию с опорой на профессионалов, царских офицеров. Это противоречило «классовому» подходу – а куда денешься!

Забегая вперед, надо сказать, что это его решение на каждом шагу отзывалось скандалами. «Военспецы» плохо уживались с партийным окружением и, что хуже всего, обнаруживали неистребимую склонность к саботажу и предательству. Сам же Троцкий в свое время говорил: «У нас ссылаются нередко на измены и перебеги лиц командного состава в неприятельский лагерь. Таких перебегов было немало, главным образом со стороны офицеров, занимавших более видные посты. Но у нас редко пишут о том, сколько загублено целых полков из-за боевой неподготовленности командного состава… И если спросить, что причинило нам до сих пор больше вреда: измена бывших кадровых офицеров или неподготовленность многих новых командиров, то я лично затруднился бы дать на это ответ».

Тем не менее он упорно продавливал свой принцип опоры на профессионалов – и продавил! Переломным стал день 23 ноября 1918 года, когда появился приказ Реввоенсовета о мобилизации бывших офицеров. По одним данным, в Красной Армии в Гражданскую войну служило пятьдесят тысяч офицеров царской армии, по другим – семьдесят пять тысяч, в том числе более шестисот бывших офицеров Генерального штаба. Кадровыми офицерами являлись семнадцать из двадцати командующих фронтами, восемьдесят два из ста командующих армиями. А начальниками штабов практически везде были полковники и генералы царской выучки.

…Первые офицеры, служившие в Красной Армии, пошли туда добровольно. Тут надо понимать еще один момент. Сейчас расклад сил после октября 1917 года усиленно стараются представить следующим образом: новая власть большевиков против старой царской России, или же «России, которую мы потеряли». В том, чтобы вбить в голову наших людей такое представление, постарались все: и коммунисты, и демократы, каждый по своим причинам.

Однако на самом деле это было совершенно не так! Потому что и те, и другие почти всегда упускают из виду, считают «промежуточным» период с февраля по октябрь 1917 года. Да, этот период был коротким. Но совсем не промежуточным, отнюдь, а очень и очень важным. Настолько важным, что без него вообще ничего не понять!

На самом деле в то время новую Россию представляли не большевики, а Временное правительство. Именно оно противопоставлялось «старой», царской власти. А большевики были «фактором Х», некоей силой, которая захватила власть в стране, но сама по себе совершенно неизвестно, что представляет. Поэтому логично было бы видеть в ней – и многие именно так ее и воспринимали! – как раз силу, противную новой России. У большевиков была совершенно другая идеология, совершенно иные устои, чем у властей Российской империи, но это была, во-первых, власть, а не кучка болтунов, а во-вторых, власть центральная. И как только стало ясно, что большевики намереваются сохранить страну, многие патриотически настроенные офицеры пошли к ним на службу.

Очень четко выразил это помощник военного руководителя Высшего Военного совета генерал-майор С. Г. Лукирский. Уже в 1930 году он говорил: «Накануне революции февральской 1917 года в среде офицеров старой армии определенно сложилось недовольство монархическим строем… Поэтому февральская революция была встречена сочувственно в основной массе всего офицерства вообще. Однако вскоре наступило разочарование и в новой власти в лице временного правительства: волнения в стране даже обострились; ряд мероприятий правительства в сторону армии (в том числе подрывающие престиж офицеров) быстро ее развалили; личность А. Керенского не возбуждала доверия и порождала антипатию…

Наступившая октябрьская революция внесла некоторую неожиданность и резко поставила перед нами вопрос, что делать: броситься в политическую авантюру, не имевшую под собой почвы, или удержать армию от развала как орудие целостности страны. Принято было решение идти временно с большевиками. Момент был очень острый, опасный: решение должно было быть безотлагательным, и мы остановились на решении: армию сохранить во что бы то ни стало. Поэтому крупнейшая часть офицерства перешла к сотрудничеству с большевиками, хотя и не уясняла еще в полной мере программу коммунистической партии и ее идеологию. Патриотизм явился одним из крупных побуждений к продолжению работы на своих местах и при этой новой власти».