Перелетная элита - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Поляков cтр.№ 23

Я перевидал многих ораторов, шумевших и баявших с думской трибуны, игравших словами как наперсточники. В отличие от них, людей фразы, Геннадий Николаевич был человеком слова. И в том смысле, что отдал много лет журналистике, и в том, что как политик умел выполнять данные обещания.

С новой, неожиданной стороны я узнал Селезнева, приехав в августе 2001-го в Ялту на Второй телекинофорум «Вместе». Но в тот год пообщаться не удалось. Насколько я помню, при известии об атаке на нью-йоркские небоскребы, он улетел в Москву. Но потом мы ежегодно стали встречаться с ним на форуме, просуществовавшем пятнадцать лет благодаря его усилиям. Помню, мы сидели в кафе, на улице, у центрального входа, он отхлебнул виски и стал вставлять в мундштук сигарету:

– Вот так, Юра, одни ломают, а нам приходится восстанавливать. Видишь, в этом году почти от всех республик к нам приехали. Из всех искусств для нас важнейшими является что? Правильно: кино… и телевидение. Будем работать!

Геннадий Николаевич умер неожиданно, словно вылетел из седла.

То, что Сергей Довлатов – талант, очевидно. Еще очевиднее то, что сравнивать его следует не с Чеховым, а с Аркадием Аверченко. Такова его реальная весовая категория без корпоративно-племенной предвзятости. Слушая юбилейные кантаты в духе: «Довлатов всегда живой, Довлатов всегда со мной», я вдруг задумался о его доэмигрантской судьбе. Не о том, почему его не печатали. Тогда не печатали многих, как и сейчас. Зайдите в «Новый мир» с рукописью теплой прозы о русской деревне, и вас вытолкнут пинком. Меня заинтересовало другое: почему я, читавший в 1970-е почти весь ходивший по рукам «самиздат» и «отсев», не выделил для себя прозу Довлатова из потока непечатных сочинений. Думаю, потому, что в такой же стилистики иронического «мемуара» писало большинство непризнанных прозаиков, часто хуже Довлатова. То был, если хотите, «мейнстрим андеграунда». Многие из этого «пула отверженных», проявив упорство, начали вскоре печататься: Евгений и Валерий Поповы, Пьецух, Нарбикова… Но Сергею Донатовичу, гордому выходцу из окололитературной семьи, не хватило терпения, хотя был он на подходе, сборник, подготовленный к печати в Таллинне, тому свидетельство. Еще года-два… В начале 80-х отношение к «трудным рукописям» начало быстро меняться. Однако он выбрал эмиграцию, где и выделился из «мейнстрима» не только талантом, но и активной общественно-политической позицией, озвученной «Голосом Америки». А для советских кухонных диссидентов, еженощно припадавших к радиоприемникам, «наш человек», прогремевший в Нью-Йорке, был пророком. Вскоре начался погром советской цивилизации, в том числе и литературы. Срочно понадобились новые, не запятнанные сотрудничеством с режимом классики: служба в конвое и в партийной «Советской Эстонии», конечно, не в счет. Внезапная смерть в расцвете дарования довершила формирование легенды. Так большевики, утверждаясь, называли улицы именами своих рано ушедших соратников, даже не особо выдающихся. Из-за этого позже не хватало переулков для увековечивания и более заслуженных деятелей. В заключение вопрос к губернатору Полтавченко. Георгий Сергеевич, а вы памятники Льву Гумилеву или Виктору Конецкому ставить собираетесь? Или наше государство в Вашем лице отпускает бронзу только на помин тех, кто из Отечества эмигрировал? Умершие на родном пепелище проходят у Вас по второй категории? Или как?

Первый канал начал показ нового сериала «Таинственная страсть» – экранизации одноименного романа Василия Аксенова об эпохе 1960-х годов и ее культовых поэтах. Споры вспыхнули сразу, причем не только о том, кто выведен под тем или иным вымышленным именем, но и о значении шестидесятников в истории страны. Мы представляем два противоположных мнения об этом.

Мнение «За»

Зоя Богуславская, писатель, эссеист, вдова поэта Андрея Вознесенского

Создавая свой последний роман «Таинственная страсть», Василий Павлович Аксенов и предположить не мог, что вокруг его произведения разгорится бурная дискуссия и что люди будут раздирать на части страницы, споря, кто из известных и культовых фигур скрывается за тем или другим псевдонимом. Сейчас, с появлением сериала, споры эти, как мне кажется, только усилятся.

И вот почему: несмотря на множество несостыковок, сделанных в угоду художественному замыслу, режиссер Влад Фурман через фигуры шестидесятников неплохо показывает эпоху, ведь «могучая кучка» в лице Евгения Евтушенко, Беллы Ахмадулиной, Андрея Вознесенского, Роберта Рождественского, Булата Окуджавы стала средоточием интересов поколения. К этим именам было приковано исключительное внимание. Вся страна знала их стихи наизусть! Фурман показывает, в чем была заслуга шестидесятников, в чем заключалась их магия, помогавшая покорять стадионы, завоевывать сердца миллионов людей.

И в чем заключалась трагедия, в которую погрузились множество поэтов и писателей, когда прекрасная эпоха шестидесятничества подошла к концу.

«Вы думаете, что у вас оттепель?! – кричал Никита Хрущев Андрею Вознесенскому. – Нет у вас больше оттепели. Начинаются заморозки!» И это сломало жизни очень многим, причем не только литераторам…

Впрочем, есть тут и минусы. И главный из них в том, что уклон экранизации, в которую явно вложено много и денег, и сил, и любви к исполнителям (они временами подобраны очень удачно – в первую очередь Чулпан Хаматова, играющая Беллу Ахмадулину), ради зрительского интереса смещен достаточно сильно. Куда? Вот мое мнение: в экранизированном романе акцент сделан на страсти любви, страсти чувств. Но у Василия Павловича было другое понимание «таинственной страсти». Он сам рассказывал мне о том, что под этим выражением подразумевал иное – страсть к написанию.

«Я по-настоящему счастлив, – говорил он, – только когда создаю роман. Когда я начинаю над ним работать, я знакомлюсь с действующими лицами, я с ними живу, воспринимаю их как совершенно реальных людей. А когда пишу последнюю строчку, расстаюсь с ними с такой болью, что у меня начинается самая настоящая депрессия».

Впрочем, я понимаю, что это счастье от творчества показать в сериале совершенно невозможно.

Мнение «Против»

Юрий Поляков, писатель, главный редактор «Литературной газеты»

Тема – жизнь и творчество «детей XX съезда» – по-моему, очень интересна. Но мемуарный роман Аксенова – не лучшая основа для такого сериала.

Во-первых, он субъективен и даже злобно субъективен. Будучи отпрыском семьи пламенных революционеров, автор смотрит на страну глазами того узкого слоя советской элиты, которая пострадала от Сталина, но и сама была не без революционного греха.

Во-вторых, «Таинственная страсть», в отличие от блестящей книги воспоминаний «Алмазный мой венец» Валентина Катаева, – вещь рыхлая, торопливая и очень себялюбивая, как и все, что писал в последние годы автор «Звездного билета». Это не рассказ о времени и о себе, а скорее позднее сведение счетов в старых спорах, мемуары об обидах и изменах. Короче, воспоминания о «терках» между тогдашними литературными мажорами. И то, что Высоцкий, например, назван Вертикаловым, смущать не должно. Описанное Аксеновым, если исключить аберрации пожилого мозга, очень близко к тому, что происходило на самом деле в той тесной компании.