Перелетная элита - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Поляков cтр.№ 15

Работали мы дружно. Великий Габр мягко осаживал меня, когда я в бытописательском восторге стремился засунуть в сценарий сведения про то, где у секретаря райкома на столе лежат скрепки, а где чистые бланки. Он, как котенка, тыкал меня носом в общечеловеческие ценности: любовь, зависть, ненависть, предательство… Это – главное. А скрепки? Может, их лет через двадцать и вообще не будет. Он учил во всем, даже в производственном конфликте ударника с бракоделом, искать и находить вечные противоречия бытия. Будущий постановщик Леонид Эйдлин следил за сложением сюжета ревниво и придирчиво, как новосел – за строительством дома, где предстоит жить. Услыхав от меня какую-то деталь или аппаратную присказку, вроде: «по белой нитке ходишь!» – он вскакивал, мечтательно закатывал свои левантийские глаза и восклицал:

– Я знаю, кто это может сыграть!

– Кто? – меня охватывали безумные мечты. – Евстигнеев? Бурков? Леонов? Смоктуновский?

– Не-ет! У меня есть в Кимрах знакомый клоун! Гений!

Иногда, если взглянуть со стороны, мы напоминали трехструйный фонтан. Надо ли объяснять, что струи были разной силы и дальнобойности. В Габре (а было ему уже хорошо за восемьдесят) обнаружилось очень своеобразное смешение патриархальной мудрости и забавной старческой забывчивости.

– Ребята («ребята» – я и Эйдлин), запомните, Лиза – хорошенькая и очень модная. Собираясь на свидание, она чистит зубным порошком свои тапочки и вертится перед зеркалом!

– Евгений Иосифович! Какие тапочки? Какой порошок! У нас же не послевоенная Москва!

– Ах, да… Разумеется. Но все равно она модница! Пусть что-нибудь чистит… И перед зеркалом крутится…

– И говорит пусть побольше! Она у нас мало говорит! – добавлял будущий постановщик. – Юра, надо придумать ей словечки, чтобы народ подхватил!

И рассказывал, как Ирина Муравьева прямо на съемочной площадке изобрела замечательную фразу, которой не было в сценарии фильма «Москва слезам не верит»: «Не учи меня жить – лучше помоги материально!»

Получив вводные, я удалялся в свой номер и утром приносил несколько страничек, нащелканных на машинке, читал вслух, волнуясь и томясь комплексом подмастерья. Габрилович слушал без выражения, пожевывая синеватыми губами и вздыхая. На лице Леонида мелькали зарницы будущих режиссерских открытий.

– Хорошая сцена в столовой, – кивал мэтр. – А с кем это там Лиза говорит?

– С Бурминовым.

– А кто у нас Бурминов?

– Старый коммунист.

– Очень хорошо!

– Я возьму Вельяминова! – загорался Эйдлин.

– Погодите! Нашей Лизе нужна подруга. Эдакая оторва…

– Зачем? Муравьевой и так нечего играть! – трагически бурчал постановщик, знаменитую жену он называл исключительно по фамилии.

– Юрочка, к завтрашнему дню придумайте нам подругу. А чем руководит этот, как его?..

– Пыжов?

– Да, Пыжов… Надо что-нибудь очень современное.

– Может, электронно-вычислительный центр?

– Изумительно! Пусть кто-то ведет Лизу и рассказывает, как на экскурсии.

– Подруга! Она как раз работает там программистом! – импровизировал я.

– Великолепно!

– Муравьевой нечего играть!

Сочиняемая история поначалу напоминала типичный производственный эпос. Имелся резонер из старых большевиков, говоривший правильные вещи: «Что такое прием в партию? Ювелирное дело! Основа основ, первый вопрос! Из-за него ведь и расплевались большевики с меньшевиками в одна тысяча девятьсот третьем году… А теперь очередь в партию, как за водкой! Я бы посмотрел на эти очереди, когда кулачье с обрезами шастало или Деникин к Москве шел…» Сегодня эта тоска по бескомпромиссным большевицким временам кажется нелепостью. Но думаю, никто не будет спорить с тем, что у ВКП(б) – КПСС был свой героический период, а лишь потом настала пора удовлетворения растущих потребностей, отсюда мощное наследие советской власти, которое все никак не проедим. Проблема наших современных партий в том, что у них никогда не было никакого героического периода, если не считать поедания бесплатных бутербродов в «живом кольце» у Белого дома. Все нынешние партии начали с удовлетворения растущих потребностей.

Поначалу наша заявка на сценарий так и называлась – «Первый вопрос».

Мы честно отразили тогдашние конфликты, обиды, заблуждения, общую уверенность в том, что жизнь можно улучшить легко и быстро, надо просто захотеть и преодолеть сопротивление тех, кто не хочет, хотя за перемены были, кажется, все, включая цепных псов режима. Василий, литературовед в штатском, курировавший наш союз писателей от организации с всемогущим названием «КГБ», спросил меня как-то: «Ну что у тебя там со «Ста днями до приказа»? «Не разрешают…» – вздохнул я. – «Идиоты!» – процедил он. После 91-го Василий, кажется, работал у хитроныры Гусинского в службе безопасности банка «Мост», которую возглавил, кстати, бывший начальник Пятого, антидиссидентского, управления КГБ генерал Бобков, а его сын был поэтом и сочинял авангардистскую ерунду. Вам это не напоминает членов Дома Романовых с красными бантами на шинелях в феврале 1917-го? Мне напоминает. Советскую власть могло спасти только чудо Господне, но Вседержитель атеистам не помогает, хотя и не мешает.

Однако от набиравшего силу потока перестроечных произведений наш сценарий отличался принципиально, так как придуманная история Лизы Мельниковой как-то сама собой завершилась мрачным конфузом. Пусть продвинутый читатель не содрогается. Никто в конце по рецепту Владимира Сорокина не испражнялся на стол президиума, не мочился в декольте инструктору ЦК и не откусывал нос секретарю парткома. Однако все попытки героини обновить жизнь города привели к краху – и общественному и, так сказать личному. Калюжный, которого она продвинула, оказался мелким карьеристом, сев в кресло Пыжова, он продолжил то же очковтирательство, но овеянное перестроечной риторикой. А Луковников, которому наша героиня обломала вступление в партию, наоборот, взлетел, за отменные деловые качества его взяли на повышение в Москву, с ним уехала и Лизина подруга-оторва, утверждавшая, что в мужчине она ценит только размер… жалования. Ретроград Пыжов прекрасно чувствует себя на пенсии и успокаивает Лизу: «Все будет хорошо!» Кстати, так назывался второй вариант сценария. Они встречаются в пункте детского питания: он пришел за молочком для внука, а Лиза для дочери.

Уп-с… Совсем забыл: мятущийся режиссер Леха, попользовавшись телом и связями нашей героини, получив место в областном драмтеатре, бросил Лизу на сносях. Отставленный муж Коля готов принять беглую супругу в любом количестве без единого упрека, и другая бы обрадовалась, вернулась, но только не Мельникова! А что же первый секретарь Борисов, задуманный нами как обнадеживающая тень душки Горбачева? Он, пряча глаза, предлагает неуправляемой Лизе после декретного отпуска стать директором ПТУ. А это как сегодня из президентского пресс-центра перейти на работу в районную газету «Муромский вестник». И то ладно! Не посадили же. Не выбросили из окна, как партийного финансиста Кручину в 1991-м. Третий, окончательный, вариант сценария назывался «Неуправляемая». В последней сцене Лиза одна-одинешенька, точнее, с коляской, в которой спит ребенок, сидит в сквере и наблюдает суету вокруг готового к открытию монумента «Молодость мира», чем собственно и увенчались бурные реформы Борисова во вверенном ему городе. Чем закончил пиццеед Горби, мы знаем.