Вопрос повис в воздухе.
Вереница машин тронулась, Глинский свернул к частной медицинской фирме, снабжавшей квалифицированными сиделками всех, у кого возникала в том нужда и имелось достаточно средств, чтобы оплачивать их услуги. Припарковавшись на аккуратно прибранной площадке перед зданием с красным крестом на вывеске, он позвонил на домашний номер Субботиной. Трубку сняли не сразу, ответил мужской голос:
- Слушаю.
Голос объяснил, что Грёза только что уснула и будить ее не следует. Глинский не стал настаивать.
- Я привезу сиделку для Полины Прокофьевны, - сказал он. - И оплачу ее услуги на неделю вперед. Так что о деньгах не беспокойтесь.
- Ага, - недовольно буркнул голос.
- А что с похоронами? Кто этим занимается?
После короткого молчания прозвучал недвусмысленный ответ.
- Ну, я… и Курочкины.
«Значит, никто, - подумал Жорж. - Я так и предполагал».
- Родственникам сообщили?
- Угу…
«Не сообщили, - констатировал Глинский. - Да и где их искать, родственников? Старушка, вероятно, была одинокой».
- Вы не против, если я подключусь? - предложил он. - Соберу необходимые бумаги и оплачу церемонию?
- Ваша помощь будет кстати, - оживился голос. - Я с работы отпросился только на завтра, а на Курочкиных надежды мало. И с деньгами у нас… негусто.
- Хорошо, я понял.
Глинский вздохнул и вышел из машины, зашагал по вымощенной серой плиткой дорожке к зданию фирмы «Милосердие».
Через двадцать минут он уже вез к Полине сиделку. Дородная розовощекая дама неопределенного возраста расположилась на заднем сиденье и засыпала его вопросами. Сколько лет пациентке? Каков диагноз? Кто будет заниматься закупкой медикаментов?
- Выясним все на месте, - сказал Глинский, и дама замолчала, глядя в окно.
Он остановился у самого подъезда, вышел первым и галантно подал даме руку. Та одарила его смиренной улыбкой.
- Ведите меня к больной, - проворковала она, и ее щеки, и без того румяные, покраснели еще больше.
«Ее пышущий здоровьем вид, вероятно, оскорбляет страждущих, - подумал Глинский, распахивая перед сиделкой дверь парадного. - Интересно, сколько ей лет? Может, сорок, а может, и все пятьдесят».
- Прошу.
В коридоре их ждал Лопаткин. Он молча протянул Глинскому ключи и побежал на работу.
Сиделка сразу отправилась к Полине Прокофьевне и, едва переступив порог квартиры, принялась за работу. Сотрудницы «Милосердия» славились отменной выучкой, и розовощекая дама подтвердила репутацию фирмы. Она прочитала назначения лечащего врача и вручила Жоржу список лекарств.
- Мне понадобятся еще шприцы и системы для капельниц, - добавила она. - Я здесь дописала.
Глинский кивнул. Ему необходимо было увидеть Грёзу. Разбудить ее, что ли? Жалко.
Но девушка уже проснулась, вернее, ей так и не удалось крепко заснуть. Снедаемая тревогой и страхом, она то проваливалась в дрему, то, охваченная безотчетным волнением, открывала глаза и прислушивалась. Шум подъезжающей машины, топот ног и голоса в коридоре заставили ее подняться, привести себя в порядок и выйти. Неужели Полине стало хуже? У нее отлегло от сердца при виде Глинского. Рядом с ним ей становилось спокойнее, что бы там Виктор ни говорил.
Он поздоровался, поразившись ее бледности и лихорадочному взгляду. Объяснил:
- Я привез сиделку. Чтобы облегчить вашу участь.
Она минуту молча смотрела на него, потом спросила:
- Как Варвара? Ее… привезли?
- Завтра. Я звонил в морг. О ней позаботятся, - успокаивающе произнес Жорж. - Вы хоть немного отдохнули? Нам надо поговорить.
Она сглотнула и показала рукой в сторону своей двери:
- Идемте.
В ее квартире стоял запах свежезаваренного чая и валерьянки. Плюшевые шторы в гостиной были задернуты. Кот сидел на спинке дивана и усердно умывался.
Грёза опустилась на краешек стула, положив руки на колени.
- Что… что вы хотите?
- Господин Ирбелин… покорнейше просил передать вам вот это, - с комичной интонацией вымолвил Жорж. И протянул ей футляр с браслетом.
Она оставалась безучастной, глядя куда-то сквозь него, на шторы и - дальше.
- Вы даже не посмотрите?
- Что там? - из вежливости спросила Грёза.
Глинский открыл бархатную коробочку, и синие топазы тускло блеснули в полумраке комнаты.
- Это браслет.
- Серебряный? - Она с трудом выдавливала каждое слово.
- Из белого золота. Хотите примерить?
- Нет, - Грёза сделала отрицательный жест, приподняв пальцы. - Дорогой, должно быть? Вашему шефу не стоило тратиться.
- Пустяки… - Глинский поставил коробочку с браслетом на стол. - Потом наденете, когда я уйду. Для женщин примерять украшения - это таинство.
- Вы… убили Варвару? - ровно, как о чем-то обыденном, спросила она. - Зачем? Что она вам сделала?
Глинский в недоумении уставился на нее, осторожно переспросил:
- Убил? Я? Вы о чем?
Грёза пропустила его вопрос мимо ушей.
- А ваша сиделка… собирается отправить Полину следом за ней?
- У вас жар, - сухо произнес он. - Или бред. Бессонная ночь, усталость… я понимаю.
- Со мной все в порядке. Пока. Вам ведь невыгодно расселять нас всех! Слишком много трат. Куда удобнее и дешевле разместить стариков на кладбище, правда? Ваш… Ирбелин просто хочет купить мое молчание, потому и прислал подарок. Что, я угадала?!
Она вскочила. Ее лицо приняло отчаянно-воинственное выражение, губы и подбородок мелко вздрагивали, а сердце, казалось, готово было выскочить из груди, Глинский почти физически ощущал его бешеный стук. Повинуясь неосознанному, идущему из глубины его естества порыву, он подошел к Грёзе, привлек ее к себе и обнял.
- У нас и в мыслях такого не было, - понизил он голос. - Но… почему ты говоришь об убийстве?
Это невольное «ты» тронуло девушку, она повисла на плече у молодого человека и разрыдалась. Кому она могла выплеснуть все накопившееся за эти последние кошмарные дни? Кому она могла довериться целиком и полностью, без оглядки? Виктору? Да, он старался помочь ей, однако невидимый барьер, какая-то стена, состоявшая из скрытых упреков, ревнивых подозрений и непонимания, продолжали разделять их. Между Глинским и ею такой стены не было: после вечера, проведенного в ресторанчике «Дон Кихот», преграда рухнула, сгорела в пламенном ритме фламенко или ее разрушил рассказ Жоржа о его детстве, о его семье. Словом, вопреки пропасти между неимущей воспитанницей детдома и респектабельным директором агентства «Перун», вопреки намекам Виктора на злой умысел в действиях последнего, вопреки простому здравому смыслу Грёза ощущала его тепло и близость по отношению к этому мужчине, сердце которого билось так же часто, как и ее, совсем рядом, вплотную к ее телу, еще не познавшему восторгов и ласк любви.